Слово о Богословии третье, о Боге Сыне первое

Слово 29, о Богословии третье, о Боге Сыне первое.

Сие самое сказал бы иной, желая остановить их готов­ность к слову, их поспешность и преткновения от по­спешности во всяком деле, а еще более в учении о Боге. Но наложить запрещение не важно - это без труда сделает всякий, кто захочет; от человека же благочестивого и умного требуется, чтоб он заменил запрещае­мое собственным рассуждением. Посему в уповании на Святаго Духа, Которого они не чтут и Которому мы покланяемся, как не­который благородный и зрелый плод изведу на свет собствен­ные свои мысли о Божестве, каковы бы они ни были. Я не мол­чал и в другое время, но, напротив того, на сие одно и имел отважность и присутствие духа. Тем паче осмелюсь теперь стать за истину, чтоб сомнением, по суду Божию, как написано, не на­влечь на себя неблаговоления (Авв. 2, 4). Поелику же речь бывает двоякого рода: ею или подтверждается собственное мнение, или опровергается мнение противное, то и я, предложив сперва собственное учение, попытаюсь потом опровергнуть учение про­тивников; но в том и другом соблюду возможную краткость, чтоб всё сказанное удобно было обнять одним взором (так как и они к обольщению людей наиболее простых и скудоумных сочинили слово под именем руководства) и чтоб длинные речи не рассеи­вали мысль, как воду, которая не заперта в трубе, но льется и растекается по равнине.

Три древнейшие мнения о Боге: безначалие, многоначалие и единоначалие. Два первые были (и пусть остаются!) игрою ума сынов эллинских. Ибо безначалие беспорядочно, а многоначалие возмутительно, вследствие же сего и безначально, и беспорядоч­но. То и другое ведет к одному концу - к беспорядку, а беспорядок - к разрушению; потому что беспорядок есть упражнение в разру­шении. Но мы чтим единоначалие; впрочем, не то единонача­лие, которое определяется единством лица (и одно, если оно в раздоре с самим собою, составит множество), но то, которое со­ставляет равночестность единства, единодушие воли, тождество движения и направления к единому Тех, Которые из Единого (что невозможно в естестве сотворенном), так что Они, хотя раз­личаются по числу, но не разделяются по власти (1). Посему Еди­ница, от начала подвигшаяся в двойственность, остановилась на троичности. И сие у нас - Отец, и Сын, и Святый Дух. Отец - Родитель и Изводитель, рождающий и изводящий бесстрастно, вне времени и бестелесно; Сын - рожденное; Дух - изведенное, или не знаю, как назвал бы сие тот, кто отвлекает от всего види­мого. Ибо не дерзаем наименовать сего преизлиянием благости, как осмелился назвать один из любомудрых эллинов, который, любомудрствуя о первом и втором Виновнике, ясно выразился: "Как чаша льется через края" (2). Не дерзаем из опасения, чтоб не ввести непроизвольного рождения и как бы естественного и не­удержимого исторжения, что всего менее сообразно с понятиями о Божестве. Посему, не выходя из данных нам пределов, вводим Нерожденного, Рожденного и от Отца Исходящаго, как говорит в одном месте Сам Бог - Слово (Ин. 15, 26).

"Но когда сие рождение и исхождение?" Прежде самого когда. Если же надобно выразиться несколько смелее: тогда же, как и Отец. Но когда Отец? Никогда не было, чтоб не был Отец. А так­же никогда не было, чтоб не был Сын и не был Дух Святый. Еще спросишь меня, и опять отвечу тебе. Когда родился Сын? Когда не родился Отец. Когда исшел Дух? Когда не исшел Сын, но ро­дился вне времени и неизглаголанно, хотя не можем представить себе того, что выше времени, даже желая избегнуть выражений, означающих время; потому что слова: когда, прежде, после, исперва не исключают времени, как ни усиливаемся в этом; разве возьмем вечность, то есть продолжение, которое простирается наравне с вечным, а не делится на части и не измеряется ни каким-либо движением, ни течением солнца, что свойственно времени.

"Но если Сын и Дух совечны Отцу, то почему же не собезначальны?" Потому что они от Отца, хотя не после Отца. Правда, что безначальное вечно, но вечному нет необходимости быть безначальным, как скоро возводится к Отцу, как к началу. Итак, Сын и Дух не безначальны относительно к Виновнику. Известно же, что Виновнику нет необходимости быть первоначальнее Тех, для Кого он Виновником; потому что и солнце не первоначаль­нее света. И вместе Сын и Дух безначальны относительно ко времени, хотя ты и пугаешь сим людей простодушных. Ибо не под временем Те, от Которых время.

"Каким же образом рождение бесстрастно?" Таким, что оно не телесно. Ибо если телесное рождение страстно, то бестелес­ное - бесстрастно. Но и я спрошу у тебя: каким образом Сын есть Бог, если Он тварь? Ибо творимое - не Бог. Не говорю уже, что и в творении, если оно берется телесно, имеет место страдание, как-то: время, желание, образование, забота, надежда, скорбь, опасность, неудача, поправка; всё сие и еще многое другое, как всякому известно, бывает при творении. Но дивлюсь, что ты не отваживаешься придумать каких-нибудь сочетаний, сроков чревоношения, опасностей преждевременного рождения и даже признать рождение невозможным, если бы Бог рождал иначе; или еще, перечислив образы рождения у птиц на суше и на воде, подчинить которому-либо из сих рождений рождение Божеское и неизглаголанное, или вследствие нового своего предположения вовсе уничтожить Сына. И ты не можешь приметить того, что Кто по плоти имеет отличное рождение (ибо где нашел ты по сво­им началам Богородицу Деву?), для Того инаково и духовное рож­дение. Лучше же сказать, Кто имеет не такое же бытие, Тот име­ет и отличное рождение.

"Какой отец не начинал быть отцом?" Тот, у Которого бытие не начиналось. А у кого началось бытие, тот начал быть и отцом. Бог Отец не впоследствии стал Отцом, потому что не начинал быть Отцом. Он в собственном смысле Отец, потому что не есть вместе и Сын; равно как и Бог Сын в собственном смысле - Сын, потому что не есть вместе и Отец. Ибо у нас отцы и сыны не в собственном смысле, но каждый и отец, и сын, и не в большей мере отец, чем сын; и мы происходим не единственно от отца, но от отца, который вместе и сын, а потому и сами делимся, посте­пенно становимся человеками, но какими не желали бы и рож­дающие и рождаемые, так что у нас остаются одни отношения, лишенные действительности.

Но ты говоришь: "Сами слова родил и родился, что иное вво­дят, как не начало рождения?" Что ж, если не скажем: родился, но: рожден от начала, чтоб удобнее было избежать твоих тонких возражений, в которых ты везде отыскиваешь время? Ужели бу­дешь обвинять нас, что перетолковываем сколько-нибудь Писа­ние и истину? Но всякому можно видеть, что в речениях, выра­жающих время, нередко ставятся времена одно вместо другого; особливо сие употребительно в Божественном Писании и не только в рассуждении времени прошедшего или настоящего, но и буду­щего. Например, сказано: вскую шаташася языцы (Пс. 2, 1), ког­да еще не шатались; и еще: в реце пройдут ногами (Пс. 65, 5), когда уже прошли. Продолжительно было бы перечислять все по­добные речения, которые замечены людьми трудолюбивыми.

Таково рассмотренное нами их возражение. Каково же следу­ющее? Не до крайности ли привязчиво и бесстыдно? Они гово­рят: "Отец, восхотев ли, родил Сына или не хотя?" Потом оба случая, как представляется им, завязывают в узел, впрочем, не крепкий, но слабый и продолжают: "Если не хотя, то по принуж­дению. Кто ж принудивший и как принужденный - Бог? А если по хотению, то Сын есть сын хотения. Как же Он от Отца?" И вместо Отца выдумывают какую-то новую матерь - хотение. У рассуждающих таким образом приятно слышать одно, а именно, что, отступившись от страдания, прибегают к воле; но воля уже не страдание. Посмотрим же затем, как твердо их рассуждение. И всего лучше наперед сойтись с ними как можно ближе. Ты, который без затруднений говоришь всё, что тебе захочется, сам от какого родился отца: от хотящего или от не хотящего? Если от не хотящего, то ему сделано принуждение. Какое насилие! И кто ж принудивший его? Верно, не скажешь, что природа; ибо в природе - быть и целомудренным. А если от хотящего, то за не­сколько слогов пропал у тебя отец; ты стал сыном хотения, а не отца. Но перехожу к Богу и к тварям и вопрос твой передаю на суд твоей мудрости. Бог сотворил мip по хотению или принуж­денно? Если принужденно, то и здесь насилие и насильственно действующий. А если по хотению, то лишены Бога как прочие твари, так более всех ты, изобретатель таких умозаключений, вдающийся в подобные мудрования; потому что между тварями и Творцом становится преградою посредствующее хотение. Но думаю, что иное есть хотящий и иное - хотение, иное рождаю­щий и иное - рождение, иное говорящий и иное - слово; если только мы в трезвом уме. Первый есть движущий, а последнее - род движения. Посему то, чего хотелось, не от хотения, потому что не всегда следует за хотением, и рожденное - не от рожде­ния, и слышимое - не от произношения, но от хотящего, рожда­ющего, говорящего. А что в Боге, то выше и этого всего. В Нем хотение рождать есть уже, может быть, само рождение, а не что-либо посредствующее; если только вполне дадим место хотению, а не скажем, что рождение выше хотения. Хочешь ли, сделаю применение к Богу Отцу? У тебя заимствую такую дерзость. Отец - хотящий или не хотящий Бог? И как избежать обоюдного твоего довода! Если хотящий, то когда начал хотеть? Не прежде, чем существовать. Ибо прежде ничего не было. Или в Нем одно хоте­ло, а другое определялось хотением, и потому состоит Он из час­тей. Не будет ли и Он, по-твоему, плодом хотения? А если не хо­тящий, что принудило Его быть (Богом)? И как Он - Бог, если принужден и принужден не к иному чему, а к тому самому, чтобы быть Богом?

Спрашиваешь: "Как Сын рожден?" Но как Он и сотворен, если, по-твоему, сотворен? И здесь затруднение то же. Скажешь, может быть, что сотворен волею и словом. Но ты не всё еще ска­зал, ибо остается договорить одно: откуда воля и слово имеют силу исполнения, потому что человек не так творит. Как же Сын рожден? Не важно было бы Его рождение, если б оно было удобопостижимо и для тебя, который не знаешь собственного своего рождения, или и постигаешь в нем нечто, но не многое и такое, что о сем стыдно и говорить, а потом почитаешь себя всезнаю­щим. Тебе надобно приложить много труда, прежде чем откро­ешь законы отвердения, образования, явления на свет, союз души с телом, ума с душою, слова с умом, движение, возраста­ние, претворение пиши в плоть, чувство, память, припамятование и прочее, из чего состоишь ты, а также прежде чем най­дешь, что принадлежит обоим - душе и телу, что разделено меж­ду ними и что они заимствуют друг у друга. Ибо в рождении по­ложены основания всему тому, что усовершается впоследствии. Скажи же, что это за основания? Но и после этого не любомудрствуй о рождении Бога, потому что сие небезопасно. Ибо если знаешь свое рождение, то из сего не следует, что знаешь и Божие. А если не знаешь своего, то как тебе знать Божие? Ибо сколько Бог неудобопознаваем в сравнении с человеком, столько и горнее рождение непостижимее твоего рождения. Если же Сын не родился потому только, что для тебя сие непостижимо, то кстати тебе исключить из ряда существ многое, чего ты не по­стигаешь, и притом прежде всего Самого Бога. Ибо при всей своей дерзости, как ни отважно пускаешься в излишние иссле­дования, ты не скажешь, что такое Бог. Отбрось свои течения, отделения, сечения и что еще представляешь о нетелесном естестве, как о теле, и тогда, может быть, представишь нечто достойное Божия рождения. Как родился? Опять с негодованием скажу то же: Божие рождение да почтено будет молчанием! Для тебя важно узнать и то, что Сын родился. А как? Не согласимся, чтоб сие разумели и Ангелы, не только ты. Хочешь ли, объясню тебе, как родился? Как ведают сие родивший Отец и рожденный Сын. А что кроме сего, закрыто облаком и недоступно твоей близорукости.

"Существовавшего ли Сына родил Отец или не существовав­шего?" Какое пустословие! Такой вопрос идет ко мне и к тебе, которые, хотя были чем-то, как Левий в чреслех Авраамовых (Евр. 7, 10), однако ж родились, а потому составились некото­рым образом из сущего и не сущего. Противное сему должно ска­зать о первобытном веществе, которое явным образом сотворено из не сущего, хотя некоторые и представляют оное не начавшим бытия. Но здесь (3) рождение сливается с бытием, и оно исперва (1 Ин. 1, 1). А потому где найдет себе место твой отвсюду обры­вистый вопрос? Есть ли что старее сего исперва, чтоб нам в этом старейшем положить бытие или небытие Сына? Ибо в обоих слу­чаях уничтожится у нас исперва; если только, когда спросим и об Отце: из сущих Он или из не сущих? И тебе не угрожает опас­ность согласиться, что или два Отца: один предсуществовавший и другой существующий, или Отец терпит одно с Сыном, то есть Сам из не сущих, вследствие твоих ребяческих вопросов и сих построек из песку, которым не устоять и при слабом ветре. А я не принимаю ни того, ни другого (4) и говорю, что нелеп вопрос, а не ответ труден. Если же тебе по правилам твоей диалектики ка­жется необходимым во всяком случае одно из двух признавать истинным, то дай место и моему неважному вопросу: в чем вре­мя - во времени или не во времени? Если во времени, то в ка­ком? Что это за время сверх времени и как содержит в себе вре­мя? А если не во времени, что за чрезмерная мудрость вводить невременное время? И в этом предложении: "Я теперь лгу", - ус­тупи что-нибудь одно только: то есть признай его или истинным, или ложным (а того и другого вместе мы не уступим). Но сие не­возможно, ибо по всей необходимости или лгущий скажет прав­ду, или говорящий правду солжет. Что ж удивительного, как здесь сходятся противоположности, так и там обоим положени­ям быть ложными? А таким образом и мудрое твое окажется глу­пым. Но реши мне еще один загадочный вопрос. Находился ли ты сам при себе, когда рождался, находишься ли при себе и те­перь или и тогда не находился, и теперь не находишься? Но если находился и находишься, то кто находящийся и при ком нахо­дится? Как один стал тем и другим?.. А если не находился и не находишься, то как отделяешься от самого себя? И какая причи­на сего разлучения? Скажешь: глупо и допытываться об одном, находится ли он при себе или нет; так можно говорить о других, а не о себе. Так знай же, что еще глупее доискиваться о Рожден­ном исперва, существовал ли Он или не существовал до рожде­ния. Ибо так можно говорить о вещах, разделенных временем!

Но ты говоришь: "Нерожденное и рожденное не одно и то же. А если так, то и Сын не одно с Отцом". Нужно ли говорить, что по сему умствованию явно отъемлется Божество у Сына или у Отца? Ибо если нерожденность есть сущность Божия, то рожденность уже не сущность; а если последняя есть сущность, то первая - не сущность. Кто оспорит сие? Итак, новый богослов, выбирай, которое угодно из двух нечестивых положений, если у тебя непременная мысль нечествовать. Потом и я спрошу: в ка­ком смысле, взяв нерожденное и рожденное, называешь их не тождественными? Если в смысле несозданного и созданного, то и я согласен, ибо безначальное и созидаемое не тождественны по естеству. А если называешь не тождественными родившего и рожденного, то положение несправедливо, потому что они по всей необходимости тождественны. Само естество родителя и его порождения требуют, чтобы порождение по естеству было тож­дественно с родившим. Или еще так: в каком смысле берешь нерожденное и рожденное? Если разумеешь саму нерожденность и рожденность, то они не тождественны. А если разумеешь тех, кому принадлежит нерожденность и рожденность, то почему же им не быть тождественными? Глупость и мудрость не тождест­венны между собою, однако же бывают в одном человеке, и сущность ими не делится, но сами они делятся в той же сущнос­ти. Ужели и бессмертие, и непорочность, и неизменяемость со­ставляют сущность Божию? Но если так, то в Боге сущностей много, а не одна, или Божество сложено из них; потому что не без сложения они в Боге, если только составляют сущности Его. Но сего не называют сущностью Божиею, потому что оно бывает принадлежностью и других существ. Сущность же Божия есть то, что единому Богу принадлежит и Ему свойственно. Правда, что нерожденность приписывать единому Богу не согласились бы те, которые вводят и нерожденное вещество, и нерожденную идею (а манихейская тьма да не приближается и к мысли на­шей!); впрочем, пусть она будет принадлежностью одного Бога. Что же скажешь об Адаме? Не он ли один - Божие создание? Без сомнения, так. Но он ли один - человек? Нимало. Почему же? Потому что сотворение не единственный способ к произведению человека, и рожденное есть также человек. Подобно сему не одно нерожденное есть Бог, хотя нерожденность и принадлежит еди­ному Отцу. Напротив того, хотя ты и чрезмерный любитель нерожденности, допусти, что и Рожденное есть Бог; потому что и Оно от Бога. Сверх того, почему называешь сущностью Божиею не положение существующего, но отрицание не существующего? Ибо слово "нерожденный" показывает только, что в Боге нет рождения, а не объясняет, что такое Он по естеству, не сказыва­ет, что такое не имеющий рождения. Итак, что же есть сущность Божия? Твоему высокоумию - отвечать на это, потому что ты лю­бопытствуешь о рождении. А для нас велико, если узнаем сие и впоследствии, когда, по обетованию Неложнаго (Тит. 1, 2), рассе­ется в нас мгла и дебелость. О сем да помышляют, сего да наде­ются очистившиеся до такой степени. Мы же осмелимся сказать одно: если велико для Отца ни от кого не происходить, то для Сына немаловажнее - происходить от такого Отца; потому что, как происшедший от Безвиновного, участвует Он в славе Безвиновного, но к сему присовокупляется и рождение, которое само по себе велико и досточтимо для умов не вовсе пресмыкающихся по земле и оземленевших.

Но говорят: "Если Сын тождествен с Отцом по сущности, а Отец нерожден, то и Сын будет нерожден". Это справедливо, если нерожденность есть сущность Божия. Тогда Сын будет но­вое смешение - рожденно-нерожденное. Но ежели сия разность не в самой сущности, то почему ты умозаключение свое выда­ешь за твердое? Ужели и ты отец своему отцу, чтоб тебе, будучи тождественным с ним по сущности, ни в чем не отставать от своего отца? Не очевидно ли лучше искать нам, что такое сущ­ность Божия (если только найдем), оставляя непереходящими личные свойства? Еще и так можешь удостовериться, что не­рожденность и Бог не тождественны. Если бы они были тождест­венны, то следовало бы, поелику Бог есть Бог некоторых, и нерожденности быть нерожденностью некоторых или, поелику нерожденность не есть нерожденность некоторых, и Богу не быть Богом некоторых: потому что о совершенно тождествен­ном и говорится подобно. Но нерожденность не есть нерожден­ность некоторых. Ибо чья она? А Бог есть Бог некоторых, пото­му что Он Бог всех. Следственно, как же Богу и нерожденности быть тождественными? И еще: поелику нерожденность и рожденность противоположны между собою, как обладание и лише­ние, то необходимо будет ввести и противоположные между со­бою сущности; а сего никто не допускает. Или еще: поелику обладание первоначальнее лишения, а лишением уничтожается обладание, то сущность Сына, вследствие твоих предположений, не только первоначальнее сущности Отца, но даже уничтожает­ся ею.

Какой же есть еще у них неотразимый довод, к которому, мо­жет быть, прибегнут они в заключение всего? "Если Бог не пере­стал рождать, то рождение несовершенно. И когда Он переста­нет? А если перестал, то, без сомнения, и начал". Опять плотские говорят плотское. А я как не говорю - вечно или не вечно рожда­ется Сын, - пока не вникну тщательнее в сказанное: прежде всех холмов раждает Мя (Притч. 8, 25), так не вижу необходимого следствия в доказательстве. Ибо если имеющее прекратиться, по словам их, началось, то не имеющее прекратиться, без сомне­ния, не начиналось. А потому, что скажут о душе или об Ангель­ской природе? Если они начались, то и прекратятся. А если не прекратятся, то, как видно из их положения, и не начинались. Но они и начались, и не прекратятся. Следственно несправедли­во их положение, что имеющее прекратиться началось.

Наше учение таково: как для коня, вола, человека и для каж­дой вещи одного рода одно есть понятие, и что подходит под сие понятие, о том оно сказуется в собственном смысле, а что не подходит, о том или не сказуется, или сказуется несобственно, - так одна есть Божия сущность, одно Божие естество, одно Божие именование (хотя имена и различаются вследствие различ­ных некоторых умопредставлений), и что в собственном смысле именуется Богом, то действительно есть Бог; а равно, что по ес­теству есть Бог, то истинно именуется Богом; если только истина состоит у нас не в именах, а в вещах. Но они, как бы опасаясь, чтоб не всё уже подвигнуть против истины, когда бывают к тому принуждены разумом и свидетельствами, исповедуют Сына Бо­гом, но Богом по соименности, то есть по участию в одном на­именовании.

Когда же возражаем им: "А что? Ужели Сын не в собственном смысле Бог, подобно тому, как животное на картине не собствен­но животное? И как Он Бог, если не в собственном смысле Бог?" - тогда они отвечают: "Что ж препятствует, чтоб одни и те же были и соименны, и именовались каждый в собственном смысле?" При сем представляют в пример пса, живущего на суше, и пса морс­кого, которые соименны и именуются каждый псом в собствен­ном смысле. Правда, что между соименными составляет некото­рый род как подобное сему, так и иное что-нибудь, если оно, хотя и различно по естеству, впрочем, носит то же имя и равно в нем участвует. Но там, подводя под одно наименование два естества, не утверждаешь ты, наилучший, чтоб одно было лучше другого, чтоб одно предшествовало, а другое в меньшей мере было тем, чем оно называется. С ними не сопрягается ничего такого, что делало бы сие необходимым. Первый пес не больше, а второй не меньше первого есть пес, то есть и морской пес - живущего на суше, и обратно: живущий на суше - морского (да и почему или на каком основании было бы сие?); напротив того, общее наиме­нование имеют предметы равночестные и различные. Но здесь с понятием о Боге сопрягая досточтимость и превосходство над всякою сущностью и естеством (что принадлежит единому Богу и составляет как бы естество Божества), а потом приписав сие Отцу и отняв у Сына (чрез что ставишь Его ниже и уделяешь Ему второстепенное чествование и поклонение), хотя на словах придаешь Ему Богоподобие, на самом же деле отсекаешь у Него Божество и от соименности, заключающей в себе равенство, со злым умыслом переходишь к соименности, которою связывают­ся вещи неравные. А таким образом, по твоим умозаключениям, человек на картине и человек живой ближе изображают Божест­во, нежели представленные в примере псы. Или уступи Обоим как общение в наименовании, так и равночестность естеств, хотя и признаешь Их различными; тогда уничтожатся у тебя псы, которых придумал ты в объяснение неравенства. Да и что пользы в соименности, если разделяемые тобою не будут иметь равночестности? Ибо не в доказательство равночестности, но в доказательство неравночестности прибег ты к соименности и к псам. Можно ли больше сего изобличить в себе и противоречие с самим собою, и противление Божеству?

Если же к сказанному нами: "Отец больше Сына, как Винов­ник", присовокупив положение: "но Виновник по естеству", вы­водят они заключение: "Отец больше Сына по естеству", - то не знаю, самих ли себя больше обманывают они или тех, к кому обращают слово. Ибо не безусловно всё то, что сказуется о чем-нибудь, должно быть сказуемым и подлежащего ему; но надобно различать, о чем говорится и что. Иначе что препятствует и мне, сделав такое положение: "Отец больше по естеству" и потом при­совокупив: "А что по естеству, то не всегда больше и не всегда отец", вывести из сего заключение: большее не всегда больше, или: отец не всегда отец. А если угодно, буду рассуждать так: Бог есть сущность, но сущность не всегда Бог; отсюда сам выведи заключение: Бог не всегда Бог. Но думаю, что это - ложное умо­заключение, на учебном языке обыкновенно называемое: от относительного к безусловному. Ибо когда даем им понятие о большинстве виновника по естеству, они вводят понятие о боль­шинстве по естеству. Здесь то же, как если бы мы сказали: "Из­вестный человек мертв", - а они сделали бы наведение просто: человек мертв.

Но как умолчать нам о том, что не меньше предыдущего сто­ит быть упомянутым? Они говорят: "Отец есть имя Божие по сущности или по действию"; и в обоих случаях хотят завязать нас. Если скажем, что имя Божие по сущности, то с сим вместе допустим иносущие Сына, потому что сущность Божия одна и ее, как говорят они, предвосхитил уже Отец. А если - имя по действию, то очевидно признаем Сына творением, а не рожде­нием. Ибо где действующий, там непременно и произведение. "И может ли сотворенное быть тождественно с Сотворившим?" - скажут они с удивлением. Весьма бы уважил и я сам ваше разде­ление, если бы необходимо было принять одно из двух. Но спра­ведливее будет, избежав того и другого, сделать третье положе­ние, а именно, сказать вам, премудрые, что Отец есть имя Божие не по сущности и не по действию, но по отношению, какое име­ют Отец к Сыну или Сын к Отцу. Ибо сии наименования, как у нас показывают близость и сродство, так и там означают соестественность Родившего с Рожденным.

Но пусть будет слово "Отец" в угодность вашу означать и не­которую сущность; тогда по общим понятиям и по силе сих наименований Он введет с Собою и Сына, а не отчуждит Его. А если угодно, пусть будет именем по действию; и в сем случае не переспорите нас. Мы утверждаем, что сие самое, то есть единосущие, и было действием Отца; или иначе понятие о таковом действии заключало бы в себе нелепость.

Видишь ли, что мы избегаем ваших ухищрений, как ни хоте­лось вам одолеть нас? Но поелику мы узнали уже, сколько непре­оборимы твои умозаключения и ухищренные доводы, то посмот­рим, какова крепость твоих доказательств из слова Божия, если станешь убеждать нас и оными.

Ибо мы и познали, и проповедуем Божество Сына, руковод­ствуясь великими и высокими речениями. Какими же? Следую­щими: Бог, Слово, в начале, с началом начало (В начале бе Сло­во, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово, Ин. 1, 1; и: с Тобою начало, Пс. 103, 4; и еще: призвавый ю от родов начало (5), Ис. 41, 4). А также наименования: Сын Единородный (Единородный Сын, сый в лоне Отчи, Той исповеда, Ин. 1, 18). Путь, Истина, Жизнь, Свет (Аз есмъ путь, истина и живот, Ин. 14, 6; и еще: Аз есмъ свет мipy, Ин. 8, 12), Премудрость, Сила (Христос Божия сила и Бо­жия премудрость, 1 Кор. 1, 24), Сияние, Образ (carakthr, eikwn), Печать (Иже сый сияние еловый образ (carakthr) Ипостаси Его, Евр. 1, 3; и еще: Образ (eikwn) благостыни, Прем. 27, 6; и еще: сего бо Отец знамена Бог, Ин. 6, 27), Господь, Царь, Сый, Вседер­житель (и Господь одожди огнь от Господа, Быт. 19, 24; и еще: жезл правости, жезл Царствия Твоего, Пс. 44, 7; и еще: Сый, и иже бе, и грядый, Вседержитель, Апок. 1, 8) ясно приписывают­ся Сыну, равно как и другие, имеющие с сими одинаковую силу и принадлежащие к числу тех, из которых ни одно не есть приобретенное и впоследствии усвоенное Сыну или Духу, так же как и Самому Отцу; потому что Он совершен не чрез приращение, и не было, когда бы Он был без Слова; не было, когда бы Он был не Отец; не было, когда бы Он был не истинен, или не премудр, или не всемогущ, или лишен жизни, или светлости, или благости.

Перечисли же и ты в противоположность сим речениям те, которые отыскивает твоя неблагодарность! Таковы суть: Бог мой и Бог ваш (Ин. 20, 17), болий (Ин. 14, 28), созда (Притч. 8, 22), сотво­рил есть (Деян. 2, 36), святи (Ин. 10, 36). А если угодно, и следую­щие: раб (Ис. 49, 3), послушлив (Флп. 3, 7), даде (Ин. 5, 22; 10, 29), навыче (Евр. 5, 8), заповеда (Ин. 14, 31), посла (Ин. 10, 36; 17, 3), не может о себе что творити (Ин. 5, 30), или говорить (Ин. 12, 49), или судить (Ин. 12, 47), или даровать (Мф. 20, 23), или хо­теть (Мф. 26, 39). А еще и те, в которых приписывается Сыну неведение (Мк. 13, 32), покорность (1 Кор. 15, 28), молитва (Лк. 6, 12), вопрошение (Ин. 11, 34), преспеяние (Лк. 2, 52), совер­шение (Евр. 5, 9). Присовокупи, если хочешь, и более сих унизи­тельные речения, например: спит (Мф. 8, 24), алчет (Мф. 4, 7), утруждается (Ин, 4, 6), плачет (Ин. 11, 35), находится в борении (Лк. 22, 44), укрывается (Ин. 8, 59). А может быть, обратишь ты в укоризну даже смерть и Крест. Ибо не коснешься, как думаю, Воскресения и Вознесения, потому что в них найдется нечто и в нашу пользу. Но и кроме сего можешь собрать многое, если захо­чешь ты себе составить соименного и сопричтенного Бога, когда у нас есть Бог истинный и равночестный Отцу.

Если и каждое из сих речений разбирать в отдельности, то нетрудно будет объяснить тебе их в смысле благочестном, устра­нив всё, что в Писаниях служит для тебя преткновением; ежели только действительно ты претыкаешься, а не с намерением тол­куешь криво. Вообще же речения более возвышенные относи к Божеству и к природе, которая выше страданий и тела, а рече­ния более унизительные - к Тому, Кто сложен, за тебя истощил Себя и воплотился, а не хуже сказать и вочеловечился, потом же превознесен, чтобы ты, истребив в догматах своих всё плотское и пресмыкающееся по земле, научился быть возвышеннее и вос­ходить умом к Божеству, а не останавливаться на видимом, воз­носился к мысленному и знал, где речь о естестве Божием и где о Его домостроительстве. Ибо было, когда Сей, тобою ныне презираемый, был выше тебя. Ныне Он Человек, а был и несложен. Хотя пребыл и тем, чем был Он, однако же восприял и то, чем не был. В начале был Он без причины, ибо что может быть причиною Бога? Но впоследствии начал бытие по причине, и причиною было - спасти тебя - ругателя, который презираешь Божество за то, что Оно приняло на Себя твою грубость и по­средством ума вступило в общение с плотью; и дольний человек стал Богом после того как соединился с Богом и стал с Ним еди­но; потому что препобедило лучшее, дабы и мне быть богом, поколику Он стал Человеком. Он родился, но и прежде был рожден; родился от Жены, но и от Девы; родился человечески, рожден Божески; здесь без отца, но и там без матери; а всё сие есть знак Божества. Он носим был во чреве, но узнан Пророком, который сам был еще во чреве и взыгрался пред Словом, для Которого получил бытие (Лк. 1, 44). Он повит был пеленами, но, воскрес­ши, сложил с Себя гробные пелены. Положен был в яслях, но прославлен Ангелами, указан звездою, почтен поклонением от волхвов. Как же ты находишь преткновение в видимом, не обра­щая внимания на умосозерцание? Он спасался бегством в Еги­пет, но и всё египетское обратил в бегство. Для иудеев не имяше ни вида, ни доброты (Ис. 53, 2), но для Давида красен добротою паче сынов человеческих (Пс. 44, 3), но на горе молниеносен и светозарнее солнца, чем и тайноводствует к будущему. Он кре­щен как человек, но разрешил грехи как Бог; крещен не потому, что Сам имел нужду в очищении, но чтоб освятить воды. Он был искушаем как человек, но победил как Бог, но повелевает дер­зать, как Победивший мiр (Ин. 16, 23). Алкал, но напитал тыся­чи, но Сам есть Хлеб животный и небесный (Ин. 6; 33, 35). Жаждал, но и возгласил: аще кто жаждет, да приидет ко Мне, и да пиет, но и обещал, что верующие источат воды живые (Ин. 7, 39). Утруждался, но Сам есть упокоение труждающихся и обременен­ных (Мф. 11, 28). Его отягощал сон, но Он легок на море, но Он запрещает ветрам, но Он подъемлет утопающего Петра. Дает дань, но из рыбы, но царствует над собирающими дани. Его на­зывают Самарянином и имеющим беса, однако ж Он спасает сходящаго от Иерусалима и впадшаго в разбойники (Лк. 10, 30), однако же Он познается бесами, изгоняет бесов, посылает в без­дну легион духов и видит вождя бесовского яко молнию спадша (Лк. 10, 19). В Него мещут камнями, но не могут взять Его. Он молится, но и внемлет молитвам. Плачет, но и прекращает плач. Спрашивает, где положен Лазарь, потому что был Человек; но и воскрешает Лазаря, потому что был Бог. Он продается, и за са­мую низкую цену - за тридцать сребренников; но искупает мiр, и высокою ценою - собственною Своею кровию. Яко овча на заколение ведется (Ис. 53, 7), но Он - Слово, возвещаемое гласом вопиющаго в пустыни (Ис. 40, 3). Был мучен и язвен (Ис. 59, 5), но исцеляет всяк недуг и всяку язю (Мф. 4, 23). Возносится на древо и пригвождается, но восстановляет нас древом жизни, но спасает распятого с Ним разбойника, но омрачает всё видимое. Напоевается оцтом, вкушает желчь, но кто же Он? Претворивый воду в вино, Истребитель горького вкушения, сладость и весь желание (Песн. 5, 16). Предает душу, но область имать паки прияти ю (Ин. 10, 18); но раздирается завеса, потому что горнее делается открытым; но расседаются камни, но восстают мерт­вые. Умирает, но животворит и разрушает смертию смерть. По­гребается, но восстает. Нисходит в ад, но возводит из него души, но восходит в небеса, но приидет судить живых и мертвых и под­вергнуть истязанию подобные твоим слова. Бели одни речения служат для тебя поводом к заблуждению, то другие да рассеют твое заблуждение!

Такой даем ответ говорящим загадочно - даем неохотно (по­тому что для верных неприятно пустословить и препираться сло­вами - для них довольно и одного противника (1 Тим. 5, 14), од­нако же даем по необходимости, для нападающих (потому что и лекарства существуют для болезней), чтоб узнали они, что не во всем они мудры и не неодолимы в своих излишних и упраздняю­щих Евангелие мудрованиях. Ибо когда, оставив веру, предпочи­таем ей силу слова и несомненность Духа уничтожим своими вопросами, а потом слово наше препобеждено будет величием предметов (сие же необходимо последует, когда словом движет немощное орудие - наша мысль), - тогда что бывает? Немощь слова представляется нам недостаточностью самого таинства, и таким образом лепота слова обращается в уничтожение Креста, как рассуждает о сем и Павел (1 Кор. 1, 17). Ибо восполнение нашего учения есть вера.

Но Ты, возвещаяй соузы и разрешаяй сокровенная (Дан. 5, 12), наводящий и нас на разум, как сводить наросты насильственно вторгающихся учений, изменив сих наипаче, соделай из хитрословов верными и из именуемых ныне - христианами! К сему и убеждаем вас, о сем и молим по Христе, примиритеся с Богом (2 Кор. 5, 20) и Духа не угашайте (1 Сол. 5, 19); лучше же ска­зать, да примирится с вами Христос, и хотя поздно, да воссияет

вам Дух! Если же вы чрез меру упорны, то по крайней мере для себя самих спасаем мы Троицу и спасаемся Троицею, пребывая чисти и непреткновенни (Флп. 1, 10) до совершенного явления того, что для нас вожделенно, о Самом Христе Господе нашем, Которому слава во веки веков. Аминь.

ПРИМЕЧАНИЯ.

1) По некоторым спискам, как замечает Илия, вместо слов "по власти" (th ezonsia) читалось: "по сущности" (th ge onsia).

2) Плотин. Эннеад. V, кн. 2, гл. 1.

3) В рождении Бога Сына.

4) То есть, что Сын рожден или как существовавший, или как не существовавший.

5) Илия Критский (IX-X в.) после сих слов читал еще следующие: "Ибо Пророк вводит Самого Бога и Отца, Который задолго прежде описывает послание к нам Еди­нородного Сына, совершенное по Божию совету, и говорит так: "Кто возстави от восток правду, призва ю к ногам своим, и пойдет? Даст пред языки, и цари ужасит: и повержет на землю мечы их, и аки стеблие отвержени луцы их, и проженет я, и пройдет с миром путь ног его. Кто содела и сотвори сия? Призва ю, призываяй ю от начала родов . Аз Бог первый, и в грядущая Аз есмъ" (Ис. 41, 2-4)".