Блог о.Сергия Кондакова

Л. Синьорелли Пришествие Антихриста (объяснение фрески в конце статьи)

Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи (Ин. 8, 44).

1.

Россия нуждается сейчас больше всего в правде и в свободе.
И к свободе она придет только через правду. Пока будем лгать, будем рабами, ложью свидетельствуя о своем рабстве и закрепляя его. Вот почему наши исповедники и мученики последних десятилетий вели нас к свободе, а лицемеры и лжецы наших дней ведут нас в рабство.

Мы не выйдем из этой окаянной смуты, пока не отделим честно и четко правду от лжи и не начнем стойко и мужественно выговаривать правду. Вот уже тридцать лет прошло с тех пор, как нас утопили во лжи и продолжают нас унижать ложью, страхами и насилием. А ныне им удалось заразить многих из нас этой ложью; и скорбно видеть, как честные начали верить ей и повторять ее...

С самого начала большевицкой революции было ясно, что Православная Церковь есть духовный организм, противостоящий этому, неслыханному в истории начинанию, со своей стороны неприемлемый для него и потому обрекаемый им на истребление. Ясно было, что, пока дух Православной Церкви жив в русском человеке, — дух безбожного коммунизма не овладеет душою русского человека, не поведет Россию, не станет русским духом... А между тем — именно это-то и было необходимо большевикам, ибо программа их для России всегда была одна и та же: «Россия есть орудие мировой революции; русский народ должен сам заразиться ею до конца, чтобы заразить ею все остальные народы, а там — пусть погибнет или растворится в мировом всесмешении...».
Большевицкая революция никогда не была русским делом, да и не выдавала себя за таковое. Она всегда была мировой затеей, начатой интернациональным сбродом людей во имя не русских и враждебных России целей.

И вот, чтобы провести эту чудовищную затею, большевики должны были внушить русским массам — последовательное безбожие и противобожие, пафос интернационализма, готовность к кровавой резне в мировом масштабе и веру в тоталитарный коммунизм. Это было с самого начала — замысел мировой тирании, замысел антихристианский, бессовестный и бесчестный. Это был план — разжечь во всех народах зависть и ненависть, разнуздать их и поработить, при помощи монополии работодательства и систематического террора. И ныне этот план отнюдь не оставлен: он жив и действен больше, чем когда-либо. И те, кто говорят, будто он «отвергнут и забыт», — лгут и тем самым служат его осуществлению, сознательно или бессознательно...

Россия необходима большевикам для его осуществления, как плацдарм, как главное орудие, — государственное, дипломатическое, хозяйственно-финансовое и военное. Мало того: им необходима душа русского народа, его вера, его жертвенность, его живой пафос, его талантливость, вся его культура, все его естественные богатства, вся его территория, его имя, его язык, самое его существование...

И всё это выяснилось с самого начала. А теперь всё это стало ясно и многим иностранцам. Вообще после прошедших тридцати лет этого нет надобности доказывать. Это уже доказано фактами, цифрами, речами самих большевиков и их лозунгами. И еще мученичеством миллионов лучших русских людей. Это есть историческая истина, неопровержимая и окончательная. Но горе тем, кто ее забудет или станет ее отрицать...

Теперь спросим: мог ли живой дух Православной Церкви принять это? — Конечно нет. — Могла ли Православная Церковь, духом своим созидавшая и воспитывавшая Россию, провести искусственную и фальшивую грань между «церковной» сферой и «политической», и предаться двусмысленному и предательскому «невмешательству»? — Конечно нет. — Она этого и не сделала. А если бы она попыталась сделать это, то немедленно начавшееся беспощадное наступление большевиков на нее прекратило бы эту попытку. Так и было в действительности.

2.

Тоталитарный коммунизм с самого начала не доверял так называемым «нейтральным», хотя и соглашался пользоваться ими в первые годы. Его основное правило гласило: «кто не с нами и не за нас, тот наш враг и подлежит истреблению». Прошли первые годы — и все, все, все были потянуты к ответу. Рабочие, крестьяне, ученые, инженеры, адвокаты, чиновники, духовенство, ремесленники и уголовные, — все должны были говорить: или «да, я с вами», или же «нет, я против вас»; и не то чтобы «сказать» один раз, а говорить, повторять и подтверждать это всё новыми и новыми поступками, по вульгарному правилу: «коли любишь — докажи»... Надо было помогать, служить, быть полезным, исполнять все требования, даже и самые отвратительные, бесчестные, унизительные, предательские.

Надо было идти на смерть героем-исповедником, или же стать на всё готовым злодеем: донести на отца и на мать, погубить целые гнезда невинных людей, выдавать друзей, гласно требовать смертной казни для почетных и храбрых патриотов (как делал, например, артист Качалов по радио), совершать провокаторские поступки, симулировать воззрения которых не имеешь и которые презираешь, пропагандировать безбожие, проповедывать с кафедры самые идиотские теории, верить в заведомую и бесстыдную ложь и льстить, неутомимо, бесстыдно льстить мелким «диктаторам»» и большим тиранам... Словом, выбор был и ныне остался простой и недвусмысленный: геройство и мученическая смерть, или же порабощение и пособничество.

Русские народные массы поняли это в первые же годы — и попытались уйти в маскировку.
И вот, всё политическое развитее революции может быть описано как систематический нажим на маскирующихся, нажим, в котором молчаливого провоцировали, на уклончивого доносили, неудобного увозили, малольстящему «пришивали» небывалое, подозрительного ссылали, неосторожного ликвидировали; а с другой стороны маскирующиеся изобретали всё новые способы остаться незамеченными, уйти от нажима, они изыскивали всё новые жизненные маскировки, новые формулы нейтральности или полу-лояльности, новые закоулки быта, новые «леса», «овраги» и «тундры» — для спасения... И наконец всё это увенчалось — выработкой живой маски на лице...

Сколько раз за последние годы иностранцы спрашивали нас, почему это у русских такие «каменные лица»? Они были правы: советские все носят живую маску и молчат. На лице — ни чувства, ни мысли, ни интереса. Мертвая тупость, неподвижные шеи, незамечающие, хотя всё время рыщущие глаза, в них смесь из застывшего испуга, раболепия, на-всё-готовности и хитрого садизма. Это у советских чиновников. У простых людей — та же маска, но, конечно, без раболепия и без садизма. Страшно смотреть. Защитные маски. Застывшая ложь. Какие-то трупы тоталитаризма. Работы советчины. Препараты коммунизма. А что там в душе скрыто и замолчано? Об этом скажет история впоследствии. Вот во что превращена сейчас наша простодушная и словоохотливая Русь...

3.

Понятно, что от этой дилеммы, от этой маскировки не могли уйти и деятели Православной Церкви. Одни пошли на мученичество. Другие скрылись в эмиграцию или подполье, — в леса и овраги. Третьи ушли в подполье, — личной души: научились безмолвной, наружно невидной, потайной молитве, молитве сокровенного огня...

Ныне нашлись — четвертые. Эти решились сказать большевикам: «да, мы с вами», и не только сказать, а говорить и подтверждать поступками; помогать им, служить их делу, исполнять все их требования, лгать вместе с ними, участвовать в их обманах, работать рука об руку с их политической полицией, поднимать их авторитет в глазах народа, публично молиться за них и за их успехи, вместе с ними провоцировать и поднимать национальную русскую эмиграцию и превратить таким образом Православную Церковь в действительное и послушное орудие мировой революции и мирового безбожия...

Мы видели этих людей. Они все с типичными, каменно-маскированными лицами и хитрыми глазами. Они не стесняясь, открыто лгут и притом в самом важном и священном, — о положении Церкви и о замученных большевиками исповедниках. Они договорились частным образом с советской властью и, не заботясь нисколько о соблюдении церковных канонов, «выделили» из своей среды угодного большевикам «Патриарха» и официально возглавили новую религиозно парадоксальную, неслыханную «советскую церковь»....
Вот смысл происшедшего.

Зачем они это сделали? Оставим в стороне их личные побуждения. За них они ответят перед Богом и перед историей. Спросим об их «церковных» соображениях. Для чего они это сделали?

1. Для того, чтобы покорностью антихристу погасить или по крайней мере смягчить гонения на верующих, на духовенство и на храмы; — «купить» передышку ценою содействия большевизму в России и заграницей.

2. Из опасения, как бы антихрист не договорился с Ватиканом об окончательном искоренении Православия; — чтобы в борьбе с католиками иметь антихриста за себя...

История покажет, чего этой группе удастся в действительности достигнуть, что она потеряет и что приобретет, и какова будет ее личная судьба. Не подлежит однако никакому сомнению, что будущее Православия определится не компромиссами с антихристом, а именно тем героическим стоянием и исповедничеством, от которого эти «четвертые» так вызывающе, так предательски отреклись...

Мы ни минуты не можем сомневаться в том, что вся эта группа будет «своевременно», т. е. в подходящий момент казнена большевиками; но уйдут они из жизни не в качестве верных Православию исповедников и священномучеников, на подобие митрополиту Вениамину, Петру Крутицкому и другим, их же имена Ты, Господи, знаешь, а в качестве не угодивших антихристу, хотя по мере сил и угождавших ему, рабов его...

Ибо, — установим это теперь же, — в сделке с советской властью они вынуждены расплачиваться и уже расплачиваются реальными услугами и безоговорочным содействием.

4.

То соглашение, которое они заключили, не может быть названо — «конкордатом», ибо конкордат предполагает известное, хотя бы скромное, «равенство» и хотя бы минимальную свободу договаривающихся сторон. Сталин — и Сергий, Сталин и Алексей никогда не были равны: Сергий и Алексей были всегда терроризованными пленниками Сталина; они не были свободны; они не «договорились» со Сталиным, а покорились ему. При этом Сталину важно было изобразить это дело для Европы и Америки как «конкордат», и эту покорность, как «свободное соглашение равных сторон». Надо было, чтобы мир поверил; а мир по мудрой римской поговорке, и без того всегда «хочет быть обманутым»...

Алексей понимал это с самого начала и отлично знал, что делает: он помог обмануть мир, чтобы поднять в его глазах и свой авторитет (как же?.. «независимый Патриарх всея Руси»...), и авторитет советской власти (как же?.. «отныне церковь в советском государстве на свободе и в почете... и сама же отрицает в прошлом всякие гонения, как небывшие»...).
С этим заведомо ложным известием Алексей, а потом и его эмиссары поехали заграницу. Они лучше чем кто-нибудь знали, что церковь стала покорным учреждением советского строя: что они обязаны и смеют говорить только ту ложь, которая им предписана; они знали, что лгут и лгали о мнимой свободе церкви.

Каждый прием Алексея на ближнем востоке давался «втроем»: он сам и два, стенографирующих каждое слово агента «внутренних дел» (для взаимного контроля). Стенографировались его собственные слова и слова посетителя. При этом Алексей уверял посетителя, что «православная церковь вполне свободна» и тем провоцировал посетителя выдавать себя с головой большевицкой тайной полиции. Он конечно понимал, что его выступления имеют смысл политической провокации — и провоцировал. «Патриарх всея Руси» в роли сознательного политического провокатора у антихриста...

Таковы же были и выступления его политических эмиссаров в Париже, этих т. н. «митрополитов» и «епископов». То же самое происходило и в Америке. Все они лгали и провоцировали; и знали, что лгут и провоцируют. И видели, что им верят — или одни «свои же агенты», или сверх того еще и отменные эмигрантские глупцы, и без того желающие быть обманутыми. А про эмигрантских не глупцов они твердо знали, что эти — только притворяются, будто верят, а на самом деле сознательно помогают им обмануть эмигрантское и мировое общественное мнение в пользу большевизма — и при том по международной директиве данной из-за мировой кулисы. Они понимали всё это — и лгали дальше. А если под шумок «провирались правдою» — то бывали за это немедленно увозимы в Москву на аэроплане (так было в Париже).

Удивительно легко, привычно и ловко катились они по этой линии лжи. Это впрочем понятно: главная ложь была у них уже за плечами: у них хватило духа объявить устно и печатно, что все мученики и священномученики Православной Церкви за последние тридцать лет страдали не за веру и не за Христа, и не за Церковь, а за «политические преступления» против советской власти: у них хватило духа, — еще у Местоблюстителя митрополита Сергия, — заявить, что никаких гонений на веру, на верующих, на Церковь, на храмы и на святыни Православия в советской стране никогда не было. После этой вопиющей лжи — всё остальное лганье пошло легко и гладко.

5.

Книгу Местоблюстителя Серия, вышедшую в Москве, во второй половине 1942 года, надо было видеть и изучить, что нам и удалось сделать.
Это — сборник статей, «заявлений» и «свидетельских показаний». Участниками были — сам Сергий, его ближайшие церковные помощники и длинный ряд «духовных» и светских лиц. Тезис у всех был один: советская власть никогда не вела гонений на церковь, на веру и на верующих: гонения начались только в момент вторжения германских фашистов и ведутся только ими. Каждая статья сопровождалась портретом, ее названного автора или во всяком случае факсимиле его подписи.

Кто читал эту книгу, — зная историческую правду, — того охватывало чувство головокружения и ужаса. Это был поток заведомой, вызывающей, бесстыдной лжи; всё было написано одним и тем же, одинаковым стилем и произносилось тоном аффектированного, наигранного негодования, с эдакими раскатами «истинно-коммунистического пафоса», и с этою, за тридцать лет всем осточертевшею подхалимской «лояльностью»... — Что было — того «не было». Церковь «цветет», народ «свободно молится», храмы — «открыты», никаких утеснений сроду не бывало.

Когда же волна злодейского умысла, ненависти и свирепости действительно надвигалась из Германии — по обычаю советской пропаганды — к очевидно-бесспорной правде пристегивалась заведомая ложь... И произносилось всё это распаленным тоном заведомого лжеца, знающего, что ему никто не верит и не поверит.

И потом эти «иерархи явились к нам, за рубеж, и предложили нам признать их «авторитет» и подчиниться их церковному водительству так, как они сами подчинились духовному водительству советов. О последнем они, впрочем, умолчали. А за рубежом сейчас же нашлись такие, которым эти люди показались носителями «истинного и свободного Православия», и которые увидели в Алексее (страшно сказать) «хранителя канонов» и великого водителя церкви». И поспешили «уверовать» в него и подчиниться ему... И конечно принять «советскую церковь»...

А «советская церковь» есть на самом деле — учреждение советского противохристианского, тоталитарного государства, исполняющее его поручения, служащее его целям, не могущее ни свободно судить, ни свободно молиться, ни свободно блюсти тайну исповеди. По истине, только тот, кто всё забыл и ничему не научился, может воображать, что тоталитарный коммунизм способен и склонен чтить тайну исповеди; что священник «алексеевской, советской церкви» посмеет блюсти эту тайну и, приняв исповедь честного патриота, (т. е. «контрреволюционера» или идейного антикоммуниста) не довести ее по линии НКВД или МВД...

По истине, только тот, кто устал бороться с советскими рабовладельцами и поддался их пропаганде, может думать, что «Патриарх» Алексей хранит и строит истинное Православие. Только тот может считать Алексея «хранителем канонов», кто никогда не читал их и не вникал в их глубокий христианский смысл. Этот смысл — прежде всего в свободе от человеческого давления на «изволение Духа Святого» и во вдохновенном повиновении Его внушениям. И потому-то, что Алексей на самом деле может «хранить», конечно в пределах угодных и удобных советской политической полиции, — это традиционная внешность исторического Православия, а каноны он уже попрал, взбираясь на запустевший престол Патриарха всея Руси.

В ответ таким забывчивым и утомленным мы выдвигаем тезис: православие, подчинившееся советам и ставшее орудием мирового антихристианского соблазна — есть не православие, а соблазнительная ересь антихристианства, облекшаяся в растерзанные ризы исторического Православия.
Но этот тезис мы уже не будем доказывать, ибо мы его только что доказали.

Пусть же тот, кто действительно «не видит» ложной роли нового «Патриарха», подумает только: сам порабощенный, — зачем он силится подмять под себя и поработить вместе с собой еще и зарубежное Православие? Сам принявший компромисс с врагами Христианства и Православия, вынужденный к этому, — зачем он навязывает этот компромисс нам, которые имеют возможность, слава Богу, не молиться за дьявола и его успехи в мире. Ведь казалось бы — надо Бога благодарить за то, что зарубежное Православие может жить и молиться, не служа антихристу. Откуда эта непреодолимая потребность в иерархическом подчинении, в возможности назначать, предписывать, столь чуждая истинному Православию?

Почему это стало вдруг необходимо — лишить зарубежное Православие свободы его молитвенного и церковного дыхания? Православию ли нужно поработить все зарубежные приходы и епархии под низкую руку НКВД, чтобы всюду шныряли, предписывали, шпионили и составляли свои проскрипционные списки его бессовестные и свирепые агенты, эти исчадия зла и позора? Кто же в действительности нуждается в этой нашей зависимости — Православная Церковь или советское правительство?

Тут спросить — значит ответить. Советская церковь осуществляет во всех своих выступлениях — не волю Церкви, а волю советчины. А слепцы и лицемеры спешат ей навстречу.

6.

Мне, как жителю Италии, пришлось однажды видеть в соборе городка Орвьетто замечательную фреску художника XV-XVI века Луки Синьорелли: «Пришествие Антихриста».
Впечатление было потрясающее, незабываемое. Особенно для нас, явно видевших гонения большевиков на Православную Церковь...

«Он» изображается в чертах, жутко, кощунственно напоминающих лик Христа Спасителя. Страшно смотреть на эти черты. Они сдвинуты в сторону пошлой сытости, лживости, лицемерия, аффектации и какой-то пронырливой порочности… Эти отвратительные черты не воспроизводят в детали и фотографы…«Он» появляется на огромной фреске несколько раз.

Вот «он» делает ложные, соблазнительные чудеса, — исцеляет больного среди ликующих родственников его. Вот «он» говорит к народу, а дьявол слева, придерживая его за талию, нашептывает ему на ухо свои инструкции... У ног его лежат в куче только что конфискованные священные сосуды. Агенты его раздают направо и налево золото. В слушающей толпе есть всякие: уже соблазнившиеся и еще сомневающиеся, растерянные и любопытные, резонеры и продажные, интеллигенты и чернь, безразличные и неистовые. А там, справа и слева — палачи душат протестующих, обезглавливают верных, избивают духовенство и непокорных... И агенты, одетые во всё черное, уже завладели храмами и отбирают святыни...

Страшная картина. Пророческая картина.
О ней думаешь невольно, произнося эти противоестественные, бессмысленные слова: «советская церковь»...

Профессор Иван Ильин. 1947 г.