Блог о.Сергия Кондакова

В этом году исполнилось ровно 130 лет со дня появления на свет ревнителя церковной правды новомученика епископа Ижевского Синезия. Помещаем здесь его показания на допросах в ОГПУ в 1931 году и уже известное его жизнеописание, дополненное и исправленное новыми сведениями из его жизни и выдержками из его показаний о себе на следствии в 1931 году.

Из этих четырёх документов очевидно, что еп. Синезий не был катакомбником, осуществлял свою церковную деятельность легально. Обращавшиеся к нему за архипастырским окормлением общины и их представители писали прошения, автобиографии, которые хранились у еп. Синезия и были изъяты при обыске. На следствии он говорит об этом, называет эти общины и людей и при этом ссылается на документы, изъятые у него следователем. Поэтому несправедливы заявления о том, что владыка выдавал этих людей следствию, тем более, что он не признавал, что его церковная организация была контрреволюционной и антисоветской.

В этих документах он объясняет свое понимание лояльности. Смысл его в том, что он подчиняется гражданским законам, платит налоги и т.п., таким образом воздавая «кесарю кесарево», но при этом сохраняет свою совесть от посягательства гражданской власти на то, что принадлежит Богу. Поэтому по совести, не лицемеря, не может радоваться «радостям» безбожной власти и «печалиться» её печалями, потому что «''радости'' в делах церковных и гражданских» в советском богоборческом государстве «не одни и те же – ''печали'' тоже не общие».

Орфография за некоторыми исключениями приведена в соответствие с современной, пунктуация подлинника и написание строчных и прописных букв сохранены. В косых скобках добавлены пропущенные слова, буквы и знаки препинания, в квадратных – примечания. Показания написаны рукой епископа Синезия.

Документ I.

Ответ на письменные вопросы следственного гражданина Зарубина Сергия Григорьевича.

1.С 1927 после опубликования в Августе месяце известной Декларации в «Известиях» Митрополита Сергия Нижегородского о «лойяльности» духовных лиц к гражданской власти – мною лично было высказано Митрополиту Сергию – мое с ним расхождение, как духовного лица его ориентации на его понимание «лойяльности» - выявив свой взгляд, сводившийся к выводу – что интересы – гражданские (как мирские) несовместимы с учением православной религии – строго разграничивающей – «Божие Богови». Я считал этого достаточно для своей совести на предмет моих дальнейших служений и взаимоотношений с ним, как Патриаршим Местоблюстителем и им сделанное очередное назначение на дальнейшее мое служение – Я считал и его согласием на мои убеждения.

Повторив и расширив и углубив эти взгляды и убеждения в опубликованном на страницах печати в «Интервью» от 2го февраля 1930 года – я выявил их более точно и видимым образом – послав Митрополиту Сергию и его Синоду свой отказ в молитвенном с ним общении и сослужении, а также и от звания и титулования «Ижевским и Вотским» отнюдь не отказываясь от своих прав православного епископа. – и автоматически оказался в группе всех лиц, ранее отошедших (до моего отказа) от Митрополита Сергия Нижегородского и как после уяснил себе – при личных свиданиях в Ленинграде – по тождественным причинам его покинувших и отказавшихся (Иосиф, Сергий Нарвский, Василий Олонецкий и др.). Моя ориентация прежний, постоянный староцерковник – мой глава – глава законныя церкви не мудрствующая лукаво и не раскланивающаяся «семо и овамо» - Местоблюститель Патриарший – Петр Митрополит Крутицкий.

3.Численно до 15-18-ти в Иж.области и в прочих примыкающих к области: Пермской до 8 – Оренбургской, Ярославской до 50-ти, Шабалинский Округ Ниж.края до 8-ми и прочих местах в общей сложности более ста (все переписаны точно и имеются в делах О.Г.П.У. - изъятых у меня при обыске на дому в ночь на 25-е Мая с.г.

5- Все утверждены властями по местам их нахождения и расположения.

6- Разрешение на печать и штампы были выданы мне Адмотделом Вотобласти при подаче моего соответствующего заявления в 1929 году – в начале его через личного секретаря диакона Стерхов<а> Трофим<а> документ о разрешении на поданном им конверте у него и хранился все время моего управления церковными делами до февраля 1930 года – после чего отказавшись от титулования Ижевско-Вотским – я пользовался печатью личною и штампом – и был осведомлен при заказе их здесь в Ижевске – что все образцы изготовляемых изделий печатником предоставляются по требованию в известные сроки (периодически) в Адмотдел области и потому известны Адмотделу и подлежащим властям, но то поставленным.

7- ответы даны мною в пункте 3 (подробные)

8.Из Ленинграда ставленник во священника Юферов Николай Леонидович с прошением о том прихода и причта (смотри дело ставленника Юферова в изъятых документах моих при обыске, отобранных гр. уполномоч. О.Г.П.У. - Михайловым и [неразборчивое слово] начальнику О.Г.П.У.)

9.- Всяким властям как гражданским признаю и повинуюсь в вопросах исключительно гражданской (но не церковной) подчиненности. О делах же касающихся церкви руководствовался декретом «Отделения церкви от Государства». Гр. Зарубин Сергей Григорьевич подписался 1931 год Мая 27
Архив УФСБ по УР, д. 5261, л.10-10об

Документ II.

В дополнение данных мною ответов – на упущения – мною сделанныя –
по пункту 8 – Были уполномоченные от приходов: Москвы (Бо[неразборчиво]цекрестовской общины на Ильинке и г. Серпухова и села Белозерок Оренбург. Епископии и Малай и двух других сел Вятск. Епископии и Котельнич. округа и другие – и решительно обо всех посетителях, требующих упорядочения приходских дел по назначению служителей культа – смотри в отобранных при обыске в ночь на 25 мая делах.

К пункту 1-му –
Вмещая всю полноту моих гражданских понятий в данном мною ответе в последнем пункте – 9 – даю более пространное разъяснение, согласно требования того письменно уполномоченному О.Г.П.У. гр. Михайлову. –

– Лойяльность – в изложении печатном М. Сергия Нижегородского – исключительно объективная и только как гражданина государства. Но она в обеих случаях им озаглавлена – как взгляд главы Церковного и следовательно и от имени Церкви (епископов).

Самое слово-термин – не русский, как латинское слово, прошедшее в гражданский язык – оно может быть только переводимо и как перевод м.б. сделано лишь приблизительно и применительно. Как гражданин я был, есть и буду всегда лойялен (как подданный) проживая на данной территории Страны Советов или другой и руководствуюсь ея определениями и постановлениями в отношении меня: например – закон лишил меня избир. прав – я подчинился. Как гражданин – я имею удостовер личности – каждый раз выдаваемый и регистрируемый мною во всех случаях моего передвижения, прописки, жительства, выбытия и т. д. Как гражданин известной категории, установленной законом, плачу налоги, подачи, обложения, взносы и этим участвую в общей – гражданской жизни. И государственн. гражданская власть этим удовлетворяется и дает мне право жизни и свободы – и следовательно – я «лойялен» и точка на этом.

Как служитель культа я тоже руковожусь правилами и узаконениями ВЦК-а, СНК и юридических органов, как центра, так и местных, и нигде и никогда эти законы и указания не требовали и не требуют моей «лойяльности» в понимании М. Сергия – влюбленности церкви в гражданственность – Не требует например его распоряжения и указа о «молениях» за Власть и отождествления, как он это делает «наших интересов» – с интересами власти и страны – и «радости» в делах церковных и гражданских – не одни и те же - «печали» тоже не общие. Вот мои понятия и гражданина и церковника. Сергей Григ. Зарубин.
27 Мая 1931г.
Архив УФСБ по УР, д. 5261, лл. 11-11об.

Документ III.

На предъявленное мне обвинение настоящим заявляю:

Ни к каким политическим организациям за время существования Сов.власти я не принадлежал и не принадлежу. Никаких контроорганизаций против власти не только не поддерживал, но о существовании таковых не имел понятий. В своей церковной деятельности всегда руководился чисто-религиозными положениями и основанием в эту деятельность полагал один основной принцип – невмешательства гражданских и политических дел – по Евангельски – «Божие – Богови» и «Кесарево – Кесареви».

Свое свидание по делам чисто-церковной практики и для разрешения принятой мною деятельности по отхождении от Митрополита Сергия имел лишь с Митрополитом <Иосифом> – как таковым по сану, а также и Епископом Сергием Нарвским и Василием Олонецким тоже лишь как с епископами, чтобы осведомиться: имеет ли место их служение и пребывание на кафедре после расхождения с М. Сергием. Ни с одним протоиереем совещаний по делам гражданским, ни даже по церковным не делал. Но их письменныя удостоверения для лиц рукополагаемых мною во священный сан принимал в основу как поручительство за нравственность и пригодность для церковной деятельности. Никаких инструкций и указаний по части гражданской священникам, мною рукополагаемым и назначаемым не давал – как показывает свидетельство Пимена Вахрушева, а исключительно по делам церковной надобности и практики, не вмешивая их гражданских убеждений и свободы их мнений. Ни время, ни условия, ни обстоятельства моей личной жизни и приезжавшие для рукоположения в монашество не давали мне возможности руководить ими их убеждениями.

Проповеди с церковного амвона лишь и кафедры (единственный способ) моих выступлений, всегда совершавшихся при большой массе собравшихся, где всегда могли быть и инако мыслящие и даже враждебно настроенные естественно не могли быть политическим выступлением, ни тем более, агитацией против власти – ибо я всегда мог ожидать или пресечения их, или даже ареста и прекращения моей деятельности – делать таковых не мог. Тем более не делал никаких выступлений и не вел никаких проповедей и бесед с крестьянами, да еще «переодетым» как приписывает не следствие.

Ни с каким гражданскими лицами ни в какие гражданско-политические связи не входил и ни Лопатина, и ни кого либо другого никогда об их убеждениях политических не спрашивал – ибо это не входило в мои обязанности, как Епископа, да и не интересовало меня лично, как безпринципного в делах гражданских.

Лично Лопатин Николай Иванович как рядовой верующий был принят мною однажды в присутствии многочисленных свидетелей, не подтверждающих факта его утверждения - «что его приглашали» как лицо политическое – да с его специфическими оттенками деятельности.

При свидании с лицами в их домах, всегда лишь при членах семьи и без приглашения со стороны я вел беседу только по интересующим их вопросам церкви и то лишь в ответ на их запросы об этом.

И предъявленные мне обвинения рассматриваю лишь как способ прекратить мою церковно-религиозную деятельность, всегда имевшую большую группу верующих и постоянный живой интерес к этой деятельности и для пресечения моих церковных служений возвиде[неразборчиво] обвинением как граждански-преступного лица – в чем я виновным себя не признаю и фактов обвинения в них для меня не устанавливается.

За мою же церковную деятельность пусть не судит гражданский суд, а предоставит это дело суду церковному – в лице Вселенского Собора – единый орган коему подчиняюсь в суждениях о своей церковной деятельности.
1931 года Сентября 30-го Епископ Ижевский Синезий.
Архив УФСБ по УР, д. 5261, лл. 33-34.

Документ IV.

Докладная записка следственного обвиняемого Епископа Синезия.

В силу сделанного мне следователем по делу моего обвинения Михайловым предложения дать последнее слово по существу дела, выявляющих вместе с тем и сущность моих воззрений и убеждений, как религиозных, так и политических моих взглядов – пользуясь этою возможностью – приходу к таким выводам, суммируя все известное мне следствие.

1.Воспитанный в религиозной семье и с раннего возраста и всю юность свою находясь под непосредственным воздействием моего дяди монаха – я вполне подчинился духовно этому воздействию и ко времени выхода моего на самостоятельную жизнь – полагал уже – что без Бога жить нельзя и жизнь быть не может.

2.На мои религиозные убеждения сильно влияли также читанные мною во множестве жития, подвиги, мученичество, самоотверженность, беззаветная храбрость и геройство всех христианских святых и подвижников во главе с Иоанном Крестителем, мучениками, Апостолами множеством мучеников, иногда с юных детских лет, как моих сверстников по возрасту и взглядам и их геройство вызывало во мне такое желание и жить и умереть по их образцу, страданиям за веру, за правду, за Бога – как герою мученику.

3.Все принципы нравственности, лучших возвышенных идеалов мне представлялись неразрывно связанными с религиею и с Богом – и вне этих идей и понятий (без Бога) мне казалось нравственности нет и быть не может, причина основная, по которой я не мог вместить провозглашенного принципа тотчас вслед за революцией <1>917 года и в обществе и в школе – где служил учителем и где все мирилось с моим укладом и религиозным воззрением – ибо преподавались уроки религии и связанной с нею нравственности. Поскольку школа была провозглашена без религиозною, безбожною – я этим понуждался и руководясь оставил дело преподавания и служения на новых для меня совершенно непонятных и невместимых началах и ушел туда – где еще предоставлялась возможность проявления личной свободы и на что коммунизм, как теория не проявлял своих притязаний и провозгласил полное невмешательство в церковно-религиозную жизнь – которая с детства была мне хорошо знакомы и любима – как по глубине и чистоте религиозных принципов, так и по форме, где я усматривал искусство и в быте, и в одежде и в служениях и способах воздействия на всех подавленных горем: смерти близких в семье лиц, в погребении, в венчании, как благословении и во всех ритуалах и форме христианских таинств, коими они были обставлены. Любовь же к Искусству изобразительному, театрально-сценическому я получил в художественных школах и театральных студиях Москвы расцвета искусств изобразительных (Шаляпин на сцене, Собинов – художественный театр – его начало и все художники во главе с Репиным, Коровиным и прочими «знаменитостями» моего детства и увлекательной юности.

5. Духовенство, его низшие слои я не любил, ему не доверял, но объяснял это недостаточностью воспитания, образования и прочими причинами малокультурности – но верил, что должны быть идеальные люди, служащие такой высокой цели, и меня неудержимо тянуло в высшие круги духовенства, более образованного, культурного и независимого от тяжких условий жизни – как бедность, семья, необходимость тяжелым условием добывать себе и семье кусок хлеба – причина, по которой я принял предложение быть Епископом в церкви.

6.Открывшаяся мне при этом возможность и непосредственные наблюдения жизни и деятельности высшего духовенства – через Синод м. Сергия (Нижегородского), ибо я узнал неприглядное и тяжелое прошлое в их жизни и способы их действия и служения, да самого м. Сергия – не расположили меня в их пользу, а наоборот, как бы обязывали меня дальше уйти от них, не знать их совсем. Как повод и предлог несоответствия моих отношений и возвышенных взглядов на деятельность, именно смешивание идеала с практичностью и приспособляемостью к жизни ради любви этой жизни и с нею связанных: славы, почестей, благополучия, когда принцип, который обязывал к нестяжательности, смирению, самоотречению во имя любви и служения истине – они заменяли приспособляемостью к этой жизни, любви к ней, к миру, который по словам Христа – как примера самоотреченности на служение человеку - «во зле лежит», они и смешивали и «грех и спасенье» в одну общую кучу и когда вся программа социалистическо-коммунистических учений и платформ газетными статьями почти ежедневно провозглашала, что «коммунизм и религия» – антиподы, несовместимы, друг друга уничтожают, м. Сергий и послушные его единомышленники через опубликование на другой странице той же печати – нас, верующих, уверяли – «что и при новых условиях жизни коммунистического строя – церковь Христова останется и вера будет также и дальше существовать<»> – (см. Интервью, в графе вопроса – «как смотрите Вы на положение церкви в настоящее время?»)

7. Желание все же найти таких лиц и толкнуло меня, отказавшегося добровольно от митр. Сергия и <от> совмещения идеалов моих с приспособляемостью, искать их в лице ранее отделившихся [неразборчивое слово]от митр. Сергия – епископа Василия Олонецкого, с коим я был знаком и раньше по участию его в моем рукоположении во Епископа, а через него и с Сергием и их единомышленником М. Иосифом, который, как Митрополит по сану, служению, данному <ему>, дружбе с покойным Патриархом и по образованию естественно возбуждал мой интерес, чем объясняется мое свидание с этими Епископами, в отдельности с каждым из них за Богослужениями в праздничные дни в церквах Ленинграда, при многочисленной группе богомольцев, переполнявших храмы за их служениями.

На это свидание с митрополитом и епископами вынуждало также мое одинокое (по отделении от церкви) положение, как Епископа, необходимо было мне самому для себя решить вопрос – «возможно ли продолжать служение мне лично дальше и для успокоения и авторитета сих епископов на верующую массу духовенства и богомольцев, за мною следовавших<»>. Служение сих епископов гражданскою властию не возбранялось, не преследовалось и никаких судебных процессов гражданского политического преступления им не предъявлялось и о таковом обвинении я впервые лишь услыхал уже по моем аресте от разследователя гражданина Михайлова, ведущего мое дело.

8.Совершенно на этих же основаниях произошло мое знакомство и с прот. Поляковым и прот. Единоверческой церкви Алексеем Шеляпиным [настоятель Никольской единоверческой церкви в Ленинграде], которые тоже в это время благополучно служили и за свои служения преследуемы не были – давало мне возможность совершенно открыто быть с ними знакомому и состоять в легальной переписке – от Полякова с просьбою о посвящении в духовный сан ему известных диаконов и священников, а равно и обвинение мое в какой-то конспирации на основании всего лишь сделанной надписи на иконке-картинке, мне пересылаемой без моего на то ведома, согласия и просьбы.

9.Совершенно такой же характер легального получения было и письмо на мое имя от Алексея Шеляпина к Ижевским и прочим единоверцам с передачею им. Не усматривая в нем абсолютно ничего граждански преступного (и теперь остаюсь при этом же убеждении) я нашел возможным в копии, мною лишь свидетельствованной передать через Единоверку Ал. Ив. Шутову – к сведению единомышленников-единоверцев Ильинского прихода, как раз к этому времени возбудивших вопрос о переходе и настоятельно просили принять их в мое ведение и окормление, как отказавшихся в силу их личных убеждений от Епископов их окормлявших и единомышленных м. Сергию Нижегородскому.

Сближение же с единоверцами и влечение к ним, как именно наиболее полно выявляющим совершенную историческую форму со всеми аксессуарами служений, ритуала, быта, как художника привлекало меня всегда, на основе моих наблюдений еще с детства молений, поступков и всего внешне красивого уклада какой являла для меня моя воспитательница тетка, и моя постоянная тяга к ним, как к цельным и крепким натурам по духу была постоянна. Она скреплялась и прививаемою нам преподавателями искусств любовью к старине, к ея музейности, к исторической ценности, как искусства. И окончательно выразилась и завершилась с одной стороны моим длинным служением у Единоверцев г. Тюмени по их избранию и полному доверию мне еще тогда совершенно юному и малоопытному священнику, но своими приемами импонирующему всему многочисленному приходу г. Тюмени как единоверческой кафедры. Это же служение у них исключало возможность на какие бы то ни было сдвиги с принятой и веки освященной неизменяемости формы служения и никакого сдвига в сторону новых церковных реформ и быта и жизни и мышления.

Подмеченная ими устойчивость и любовь к единоверию дали им основания избрать меня кандидатом по одиннадцати единоверческим благочиниям на Епископа для единоверия – в <1>923 году, а несколько позже, именно зимою 28-го года велись усиленные переговоры и происходили постоянные свидания с виднейшими представителями старообрядцев (австрийцев) о приглашении меня на служение у старообрядцев – так как при одном лишь старообрядческом Епископе, который был у них – не представлялось возможным существование их церкви. Мое согласие на таковое служение мною изъявлялось при условии ненаказуемости со стороны Московского Синода, коему я был подведомственен и от коего совершенно зависим и только лишь не получение на то письменного разрешения – не дало мне возможности стоять в ряду близких и по духу, и преданности их к исконным началам древности и желательной по форме (как любителю и поклоннику древности и искусства) стать в их ряды. Но мысль и моя любовь меня не покидали и возможно в очень близком времени – при всех церковных нестроениях среди православия – я оказался бы неизбежно в их рядах.

9.Все переходы совершенные верующими группами и также служащим в нем духовенством были совершены добровольно о чем и свидетельствуют все приговора, даваемые мне верующими заявления, исходившия от церковно и священно-служителей и заявления в показаниях о чинимых насилиях, принуждении и обмане на допросе по делу выявленныя [называются имена пяти священнослужителей. Четверо из них – священнослужители Троицкой и Успенской церквей г. Ижевска - в момент предъявления им обвинения по делу еп. Синезия, написали прошения о своем переходе к митр. Сергию (Страгородскому), «признавшись в своей несознательности»] лживы, не верны и даны лишь как средство и способ получить свою свободу для жизни в семье и воспитания малых детей – и я буду искренно доволен и удовлетворен, если им удастся получить таковую на моей спине выплыть на поверхность к свету и жизни.

10.Весь процесс дела и инкриминируемых мне политических преступных деяний – я лично рассматриваю, как не совершивший таковых в силу моей органической неспособности вообще на какия бы то ни было восстания, убийства – силу оружия и перемену властей, для меня совершенно безразличных по идеологическому мышлению, – в отношении меня рассматриваю лишь как средство и возможность идейной борьбы для пресечения моих церковных служений как Епископа, за которым стоят верующие массы, и охотно приму это осуждение и наказание, так как по моим идеологическим стремлениям идея коммунизма, как начала материального, принижающего дух, и не дающего никаких перспектив на проявление свободы творческого духа, таланта и способностей, даже при его стремлении нивелировки – сделать все общим и сравнять всех как один, <–> неприемлем, утопичен, кажется неосуществимым – ибо равенства всех нет и быть никогда не может, как не равны люди по своим духовным способностям, а мои наблюдения над жизнью трудового крестьянства меня в этом убеждают и не имея и не ожидая ничего привлекательного от коммунизма я с радостью готов уйти из этой жизни, и наказание приму как борец за идею, как страдалец-мученик с полным удовлетворением и чем строже, тем для меня лучше, и чем скорее, тем желаннее, ибо я устарел для жизни, устал в поисках идеальной жизни, изверился в людях окончательно и моя вожделенная мечта моего детства, моей лучшей части жизни осуществится, как геройская смерть исповедника, христианского священномученика и в моем сознании и в сознании всех моих последователей, ради коих я жил и которым служил беззаветно по искренности и чистоте своих убеждений.

10. Все следствие по обвинению меня рассматриваю как инсценирование на определенно заданную тему – найти и поставить в центр обвинения епископа, по сану наиболее авторитетного среди верующих кругов и как главного врага-религиозника по убеждениям коммунистов. – Но этот суд для меня не последний, я остаюсь при своем – “Верую… во Единаго Бога, Отца и Сына и Св. Духа” –
“Чаю воскресения мертвых” и
“жизни будущаго века”. Ей гряди
Господи Иисусе!
1го октября 1931 года Ижевск
Епископ Синезий (Зарубин).
Архив УФСБ по УР, д. 5261, лл. 35-40.

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ЕПИСКОПА СИНЕЗИЯ

Еп. Синезий (в миру Сергей Григорьевич Зарубин) родился 20 августа 1886 года в д. Панино Салтыковской волости Бронницкого уезда Московской губернии в благочестивой, православной, крестьянской семье Григория и Елизаветы Зарубиных. Всего у них было четверо детей: Сергей, Ольга, Елизавета и Григорий. Сергей был старшим. После рождения младшего сына Григория отец ушёл в Москву на заработки и не вернулся. Воспитывать детей помогали родственники отца. Всю свою юность Сергей находился под непосредственным воздействием своего дяди по отцу – иеромонаха Саввы. В результате этого влияния, ко времени выхода на самостоятельную жизнь Сергей, как он писал впоследствии будучи епископом, «полагал уже, что без Бога жить нельзя и жизни быть не может» (1).

На религиозные убеждения будущего исповедника, по его собственным словам, сильно повлияли также читанные им во множестве жития святых, их подвиги, мученичество, самоотверженность и храбрость ради Христа. Многие из них, будучи сверстниками молодого Сергея Зарубина, вызывали в нём сильнейшее желание подобно им жить и пострадать за правду, за веру в Бога.
Немалое влияние оказала на Сергея и его тётя, также занимавшаяся его воспитанием. Она была единоверкой (единоверцы – старообрядцы, воссоединившиеся со времени Императора Павла I с Православной Церковью при условии сохранения ими старых обрядов), и от неё будущий исповедник усвоил любовь старообрядческой форме богослужения единоверцев, к их «молениям, поступкам и всему внешне красивому укладу» настолько, что впоследствии еп. Синезий писал: «Моя постоянная тяга к ним, как к цельным и крепким натурам по духу была постоянна». Любовь к старообрядческой форме православного богослужения, как писал впоследствии еп. Синезий, «скреплялась и прививаемою нам преподавателями искусств любовью к старине, к ея музейности, к исторической ценности…» (2)

Однако Сергей тогда не пошёл по духовной стезе. Причину этого можно найти в показаниях еп. Синезия на следствии в 1931 году: «Духовенство, его низшие слои я не любил, ему не доверял, но объяснял это недостаточностью воспитания, образования и прочими причинами малокультурности – но верил, что должны быть идеальные люди, служащие такой высокой цели, и меня неудержимо тянуло в высшие круги духовенства, более образованного, культурного и независимого от тяжких условий жизни – как бедность, семья, необходимость тяжёлым условием добывать себе и семье кусок хлеба – причина, по которой я принял предложение быть епископом в церкви» (3).

Сергей поступил в Строгановское центральное художественно–промышленное училище в Москве (а не в Императорское Московское техническое училище, как я писал прежде на основании слов родственников еп. Синезия), которое окончил со званием ученого рисовальщика, как было установлено на основании данных из Госархива Иркутской области краеведами Лыхиным Ю.П. и Крючковой Т.А.

Любовь к изобразительному и театрально-сценическому искусству, которая в нём была и ранее, в эту пору ещё более развилась. Он слушал в Москве выступления Шаляпина и Собинова в Художественном театре, посещал выставки картин Репина, Коровина и других знаменитостей его детства и увлекательной юности.

Сергей Григорьевич Зарубин по окончании Строгановского училища.

По окончании училища, в 1906-1917 годах он преподавал рисование, черчение и чистописание в училищах Иркутска. Был награждён орденом Св. Станислава III степени и светло–бронзовой медалью в память 300-летия царствования Дома Романовых. В 1916 году пожалован званием коллежского асессора (по данным иркутских краеведов Лыхина Ю.П. и Крючковой Т.А.).

После провозглашения новой властью декрета об отделении Церкви от государства и школы от Церкви, когда школьное воспитание было объявлено безбожным и безрелигиозным, Сергей Григорьевич счёл для себя невозможным продолжать преподавательскую деятельность. Нравственные начала новой власти были для него совершенно чужды. Он считал, что все принципы нравственности, лучшие возвышенные идеалы неразрывно связаны с религией и с Богом и без Бога нравственности нет и быть не может. Поэтому Сергей Григорьевич всецело посвятил себя служению Богу и Церкви. Как он писал, он «ушел туда, где ещё предоставлялась возможность проявления личной свободы и на что коммунизм, как теория не проявлял своих притязаний и провозгласил полное невмешательство в церковно-религиозную жизнь, которая с детства была мне хорошо знакома и любима – как по глубине и чистоте религиозных принципов, так и по форме, где я усматривал искусство и в быте, и в одежде… и во всех ритуалах и форме христианских Таинств» (4).

В этом же 1917 году Сергей Григорьевич был рукоположен в священный сан. Перед этим, видимо, был пострижен в монашество с именем Синезий. С 1 января 1918 года он участвовал в работе Поместного Собора Российской Православной Церкви. Впоследствии служил в Омске, Тюмени, опять в Омске. В Омске 4 октября 1922 года он был арестован по обвинению в «контрреволюционной агитации», но через месяц 1 ноября освобождён, дело было прекращено.

Приблизительно в это же время о. Синезий долгое время служил в многочисленном, единоверческом приходе г. Тюмени. Единоверцы, настолько доверяли ему, что избрали его в 1923 году кандидатом от одиннадцати единоверческих благочиний для посвящения в единоверческого епископа. Впоследствии в 1928 году, когда о. Синезий был уже епископом, виднейшие представители старообрядчества (австрийского толка) проводили с ним усиленные переговоры и постоянные свидания на предмет приглашения еп. Синезия для служения у них. Сам еп. Синезий изъявлял на это согласие, если будет на это благословение Священного Синода Московской Патриархии.

В 1923-1926 годах он был архимандритом Спасо-Голутвина монастыря в Коломне. 13 июня 1926 он был рукоположен во епископа Острогожского, викария Воронежской епархии. В его рукоположении участвовал еп. Василий (Дохтуров). В этом же году он был переименован в Епископа Уразовского, викария той же епархии. С декабря 1926 он еп. Колымский, викарий Якутской епархии. Позднее - еп. Якутский и Вилюйский.

Епископ Синезий. 1926 год.

Служить ему приходилось в эту пору на крайнем севере, у берегов Ледовитого океана среди тунгусов.

Епископ Якутский и Вилюйский Синезий 25 июня 1927 года освящает закладку нового храма в селении Куман Сурит в окружении тунгусов в праздничных одеждах.

29 июля 1927 года Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергий (Страгородский), управлявший в то время Православной Церковью, издал т.н. «Декларацию» о лояльности к Советской власти. Многие архиереи, священники и миряне находили, что в ней выражение лояльности настолько сильно, что ставит Церковь в подчиненное к богоборческой власти положение, ведет к одобрению Церковью действий этой власти. Одним из них был сщисп. Виктор (Островидов), еп. Ижевский и Вотский. Он отослал «Декларацию» обратно митр. Сергию, не огласив ее в храмах своей епархии, а в дальнейшем вышел из подчинения ему, «как предавшему интересы Церкви».

Еп. Синезий тоже критически относился к «Декларации» митр. Сергия. После её публикации в печати в конце июля 1927 года еп. Синезий лично высказал митр. Сергию своё с ним расхождение в понимании лояльности. Еп. Синезий считал, что «Декларацией» Церковь слишком вовлекается в область мирской власти, между тем, по мнению еп. Синезия, «интересы гражданские (как мирские) несовместимы с учением православной религии, строго разграничивающей «Божие Богови»» (5). Обозначение тогда этого своего расхождения с митр. Сергием еп. Синезий считал, как он писал, «достаточным для своей совести на предмет моих дальнейших служений и взаимоотношений с ним, как Патриаршим Местоблюстителем и им сделанное очередное назначение на дальнейшее мое служение я считал и его согласием на мои убеждения» (6).

Епископ Якутский и Вилюйский Синезий. 2-я половина 1920-х годов.

12 декабря 1928 года еп. Синезий был переведен на Ижевскую кафедру (7). Советская власть, наряду с репрессивными мерами, пыталась экономически задушить Церковь. Для этого облагала храмы настолько большими страховыми налогами, что общины не могли содержать здания храмов, священники и члены приходских советов облагались непомерно большими налогами или трудовой повинностью без учёта возраста и состояния здоровья. Доходы духовенства при обложении налогом высчитывались произвольно.

Еп. Синезий писал в конце 20-х годов митр. Сергию о том, что священники «задавлены непосильными обложениями... задушены принудительными работами... обложение производится мясом, льном, малом, яйцами, живностью, дичью... денежные взыскания: с.-х. налог, на индустриализацию, облигации госзайомв, на приобретение инвентаря, тракторизацию, самообложение и пр. За невыполнение в срок, часто исчисляемый часами, – опись имущества, выселение из домов, отдача под суд, ссылка и пр. Все духовенство безотносительно к возрасту и здоровью мобилизуется на лесозаготовки, без оплаты труда...
Епископ Синезий... сам, при получаемом им содержании в 120 руб. в месяц обложен суммою в 10703 р., каковую он должен упалить в 2-дневный срок» (8).

На еп. Синезия в начале 1929 года было начислено 10300 руб. подоходного налога и после этого ещё 7000 руб. в качестве «аванса» на будущий год (9).

15 февраля 1930 года митр. Сергий дал интервью представителям советской печати, которое на следующий день было опубликовано в «Известиях». В интервью он заявил: «Гонения на религию в СССР никогда не было, и нет… Репрессии, осуществляемые советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам за разные противоправительственные деяния…
К сожалению, даже до сего времени некоторые из нас не могут понять, что к старому нет возврата, и продолжают вести себя, как политические противники советского государства» (10).

После этого заявления митр. Сергия еп. Ижевский Синезий счёл для себя невозможным находиться в подчинении ему и послал ему «и его Синоду свой отказ в молитвенном с ним общении и сослужении, а также от звания и титулования “Ижевским и Вотским”, отнюдь не отказываясь от своих прав православного епископа». «Моя ориентация, - заявлял следствию в ижевской тюрьме в 1931 году еп. Синезий, - прежний, постоянный староцерковник, мой глава – глава законныя церкви, не мудрствующая лукаво и не раскланивающаяся “семо и овамо” - Местоблюститель Патриарший Петр, Митр. Крутицкий» (11).

Епископ Ижевский Синезий. Кон. 1920х - нач. 1930х годов.

Причины такого своего поступка еп. Синезий объяснял впоследствии так (орфография и пунктуация частично сохранена): «Открывшаяся мне при этом (т. е., когда он стал епископом – прот.А.М.) возможность и непосредственные наблюдения жизни и деятельности высшего духовенства – через Синод митр. Сергия (Страгородского), ибо я узнал неприглядное и тяжелое прошлое в их жизни и способы их действия и служения, да самого митр. Сергия — не расположили меня в их пользу, а наоборот, как бы обязывали меня дальше уйти от них, не знать их совсем. Как повод и предлог несоответствия моих отношений и возвышенных взглядов на деятельность, именно смешивание идеала с практичностью и приспособляемостью к жизни ради любви этой (подчеркнуто еп. Синезием – прот.А.М.) жизни и с нею связанных: славы, почестей, благополучия, когда принцип, который обязывал к нестяжательности, смирению, самоотречению во имя любви и служения истине, они заменяли приспособляемостью к этой жизни, любви к ней, к миру, который по словам Христа – как примера самоотреченности на служение человеку - ''во зле лежит''.
Они и смешивали и «грех и спасение» в одну общую кучу и когда вся программа социалистическо-коммунистических учений и платформ газетными статьями почти ежедневно провозглашала, что «коммунизм и религия» – антиподы, несовместимы, друг друга уничтожают, митр. Сергий и послушные его единомышленники через опубликование на другой странице той же печати нас, верующих, уверяли, «что и при новых условиях жизни коммунистического строя церковь Христова останется и вера будет также и дальше существовать» (см. Интервью, в графе вопроса «как смотрите Вы на положение церкви в настоящее время?» (12)

В рапорте митр. Сергию за № 421 еп. Синезий писал, что с 19 февраля 1930 года он прекратил управление Ижевской епархией. В ответ митр. Сергий и временный при нем Свящ. Синод указом № 21 от 26.02.1930 постановили: «Еп. Синезия уволить от управления епархией на покой и иметь в будущем. Временное управление Вотской епархией поручить Преосвященному Нолинскому Георгию» (13).

Некоторое время в Успенской церкви г. Ижевска еп. Синезия не поминали. В конце февраля – начале марта 1930 года церковно-приходской совет Успенской церкви пригласил еп. Синезия для служения в их храме. Владыка заявил им, что он отошел от митр. Сергия и не поминает его. Церковно-приходской совет Успенской церкви Ижевска всё же пригласил еп. Синезия и он служил вечерню 2 марта 1930 года (14). С владыкой служили свящ. Павел Мезрин и диак. Григорий Остроумов. После этого еп. Синезий продолжительное время служил в Успенской церкви по воскресным и праздничным дням.

Еп. Ижевский Синезий с духовенством (позади епископа Синезия справа - иподиакон Симеон Вахрушев, ещё правее - диакон Григорий Остроумов (предположительно), остальные неизвестны). Кон. 1920-х - нач. 1930-х годов.

На вопрос благочинного г. Ижевска свящ. Иоанна Стерхова к еп. Синезию о причинах его отделения от митр. Сергия, еп. Синезий ответил (в изложении свящ. И. Стерхова): «…видели, что пишет митр. Сергий? У нас в епархии духовенство разуто и раздето, церкви закрываются, духовенство обкладывается непомерными налогами, арестовывается и высылается, а он пишет: ''нет, и не было никакого гонения на Церковь''. Что за ложь! Я его больше двух лет защищал в глазах верующих после его декларации выпущенной в июле месяце 1927 года, а теперь уж после такой лжи и обмана, помещенной им в интервью, я с ним порываю всякую связь и прекращаю с ним молитвенное общение» (15).

Отец Иоанн сообщил об этом митр. Сергию. Митр. Сергий командировал в Ижевск еп. Нолинского Георгия (Анисимова) для увещевания еп. Синезия. Увещания эти не имели успеха. После встречи с еп. Георгием еп. Синезий уехал в Москву ещё до отъезда еп. Георгия из Ижевска.
В это время в первых числах мая 1930 года церковно-приходской совет Успенской церкви г. Ижевска на общем собрании постановил не поминать митр. Сергия, признав своим главой еп. Синезия и послав это решение еп. Синезию в Москву (16).

2 мая 1930 года определением Патриархии за № 79 было постановлено: «Предложить Преосвященному Синезию, бывшему Ижевскому, представить в Патриархию в двухнедельный срок, в объяснение раздорнической его деятельности, ответ на следующие вопросы: 1) считает ли себя Преосвященный состоящим в каноническом общении с Зам. Патр. Местоблюстителя и при нем Патр. Свящ. Синодом, признавая их православными, а не обновленцами; 2) выпустил ли и какое воззвание против Патр. Заместителя; 3) по какому разрешению служит, по увольнении на покой, в Успенской г. Ижевска церкви со священником Павлом Мезриным и диаконом Гр. Остроумовым, производя своею раздорнической деятельностию соблазн среди духовенства и верующих г. Ижевска.
Впредь до представления Преосвященным Синезием ответов на указанные вопросы воспретить ему священнослужение; в случае неполучения от него ответов в двухнедельный срок, иметь о нем особое суждение» (17).

Телеграммой от 19 мая 1930 года еп. Синезий сообщил в Патриархию, что запрещению, наложенному на него Патриархией, он подчинился, однако, о том, что последуют от него дальнейшие объяснения, не упомянул (18).
После этого еп. Синезий долгое время не служил, а только ходил в церковь молиться и пел на клиросе, чем вызвал к себе сочувствие многих прихожан (19).

Еп. Нолинский Георгий, назначенный митр. Сергием врем. управляющим Вотско-Ижевской епархией, в своих докладах от 20.05.1930 № 251 и от 23.05.1930 № 270 сообщал, что «им вполне установлена раздорническая деятельность и факт отхода от Зам. Патр. Местобюстителя запрещенного в священнослужении епископа Синезия (Зарубина)» (20).

4 июня 1930 года определением Патриархии за № 103 было постановлено: «В виду того, что еп. Синезий спрашивавшему его Преосвященному Нолинскому определенно заявил о разрыве общения с Заместителем и в указанный срок объяснений в Патриархию не представил, еп. Синезия (Зарубина), за нарушение Апост. Пр. 34 и 31; Двукр. 13 и 15 и аналогичных, предать суду православных архиереев, оставив его под запрещением впредь до раскаяния или постановления о нем суда, о чем и послать указы Преосвященному Ижевскому для объявления епископу Синезию, Ижевскому духовенству и пастве, уведомив указами и прочих Преосвященных» (21).

Летом 1930 года еп. Синезий ездил в Ленинград. 21 июля он встречался в Моденском монастыре с митр. Иосифом (Петровых) (22). Митр. Иосиф, еп. Нарвский Сергий (Дружинин), еп. Олонецкий Василий (Дохтуров) после опубликования митр. Сергием «Декларации» и допущения им органов ОГПУ к контролю за кадровой церковной политикой порвали с ним молитвенное общение, и вышли из подчинения ему.

Священномученик Иосиф (Петровых), митрополит Петроградский.

Пробыл еп. Синезий в Ленинграде около 3 недель. Владыка ездил туда и встречался с еп. Нарвским Сергием, еп. Олонецким Василием (еще в начале 1930 года) и с митр. Иосифом (Петровых), чтобы определиться в своих дальнейших действиях по отделении от митр. Сергия. У них он хотел, в частности выяснить, «имеет ли место их служение и пребывание на кафедре после расхождения с митр. Сергием» (23).

Владыка так писал о этом: «Желание все же найти таких лиц и толкнуло меня, отказавшегося добровольно от митр. Сергия и <от> совмещения идеалов моих с приспособляемостью, искать их в лице ранее отделившихся от митр. Сергия епископа Василия Олонецкого, с коим я был знаком и раньше по участию его в моем рукоположении во епископа, а через него и с Сергием и их единомышленником митрополитом Иосифом, который, как митрополит по сану, служению, данному <ему>, дружбе с покойным Патриархом и по образованию, естественно возбуждал мой интерес, чем объясняется мое свидание с этими епископами, в отдельности с каждым из них за богослужениями в праздничные дни в церквах Ленинграда, при многочисленной группе богомольцев, переполнявших храмы за их служениями.

На это свидание с митрополитом и епископами вынуждало также мое одинокое (по отделении от церкви) положение, как епископа, необходимо было мне самому для себя решить вопрос: «возможно ли продолжать служение мне лично дальше и для успокоения и авторитета сих епископов на верующую массу духовенства и богомольцев, за мною следовавших».

Служение сих епископов гражданскою властию не возбранялось, не преследовалось и никаких судебных процессов гражданского политического преступления им не предъявлялось и о таковом обвинении я впервые лишь услыхал уже по моем аресте от разследователя гражданина Михайлова, ведущего мое дело» (24).

Выяснив, что они легально служат, не поминая митр. Сергия и увидев, что в Ленинграде иосифлянские храмы (т.е. храмы, в которых служило духовенство, подчинявшееся митр. Иосифу и не поминавшее митр. Сергия) переполнены молящимися, еп. Синезий по возвращении в Ижевск приступил к служению в Троицкой, а затем в Успенской церквях г. Ижевска (25).

Троицкая церковь Ижевска до закрытия в 1938 году и частичного разрушения.

Еп. Синезия после его разрыва с митр. Сергием признавали своим духовным главой, помимо Успенской и Троицкой (согласно решения прих. общины от 10.06.1930 26) церквей г. Ижевска, церкви с. Сосновки Шарканского района (с декабря 1930 года, настоятель иером. Пимен (Вахрушев)), с. Завьялова (свящ. Иосиф Дегтярев и свящ. Василий Помосов), с. Зюзина Дебесского района (с февраля 1931 года, свящ. Михаил Кожевников) и другие, всего 15 приходов в Ижевской епархии. Под его духовным окормлением находилось также 47 приходов Яранской епископии, 16 приходов Вятской епархии, 8 приходов в Вятско-Ветлужском крае, 10 приходов Уральской области и 2 прихода в Московской области. Из Яранской, Котельнической епископий и из других мест к нему приезжали представители приходов с прошениями принять их в его ведение и о рукоположении. Верующие из Ильинской единоверческой церкви г. Ижевска также настоятельно просили еп. Синезия принять их в его ведение. В самой Ижевской епархии еп. Синезий пользовался большим авторитетом среди простых верующих, в том числе и среди удмуртов.

В ночь с 24 на 25 мая 1931 года еп. Синезий был органами ОГПУ арестован в Ижевске у себя на квартире, где с ним жила его престарелая, неграмотная мать (умерла в 1944 году в Москве, где жила сестра еп. Синезия). При обыске были изъяты все бумаги из его канцелярии. 26 января 1932 года он был приговорён к 10 годам лишения свободы. Вместе с ним в Ижевске по этому же делу был осужден еще 21 человек на срок от 5 лет до полугода. Еп. Синезий обвинялся в том, что «являлся руководителем Удмуртского филиала контрреволюционной церковно-монархической организации “Истинно-Православная Церковь”, проводил контрреволюционную деятельность среди населения Нижкрая по заданиям этой организации» (27).

Свою вину еп. Синезий не признал, он заявил следствию: «Ни к каким политическим организациям за время существования Сов. власти я не принадлежал и не принадлежу. Никаких контрорганизаций против власти не только не поддерживал, но о существовании таковых не имел понятий. В своей церковной деятельности всегда руководился чисто религиозными положениями и основанием в эту деятельность полагал один основной принцип – невмешательства гражданских и политических дел – по Евангельски – “Божие – Богови” и “Кесарево – Кесареви”» (28).

В своём последнем письменном слове, которое предложил следователь сделать еп. Синезию, последний написал: «Весь процесс дела и инкриминируемых мне политических преступных деяний я лично разсматриваю, как не совершивший таковых в силу моей органической неспособности вообще на какия бы то ни было восстания, убийства, силу оружия и перемену властей, для меня совершенно безразличных по идеологическому мышлению, - в отношении меня разсматриваю лишь как средство и возможность идейной борьбы для пресечения моих церковных служений как Епископа, за которым стоят верующие массы, и охотно приму это осуждение и наказание, так как по моим идеологическим стремлениям идея коммунизма, как начала материального, принижающего дух, и не дающего никаких перспектив на проявление свободы творческого духа, таланта и способностей, даже при его стремлении нивелировки – сделать все общим и сравнять всех как один, - неприемлем, утопичен, кажется неосуществимым. Ибо равенства всех нет, быть никогда не может, как не равны люди по своим духовным способностям, а мои наблюдения над жизнью трудового крестьянства меня в этом убеждают, и не имея и не ожидая ничего привлекательного от коммунизма, я с радостью готов уйти из этой жизни, и наказание приму как борец за идею, как страдалец-мученик с полным удовлетворением и чем строже, тем для меня лучше, и чем скорее, тем желаннее, ибо я устарел для жизни, устал в поисках идеальной жизни, изверился в людях окончательно и моя вожделенная мечта моего детства, моей лучшей части жизни осуществится, как геройская смерть исповедника, христианского священномученика и в моем сознании и в сознании всех моих последователей, ради коих я жил и которым служил беззаветно по искренности и чистоте своих убеждений. Все следствие по обвинению меня разсматриваю как инсценирование на определенно заданную тему – найти и поставить в центр обвинения епископа, по сану наиболее авторитетнаго среди верующих кругов и как главнаго врага-религиозника по убеждениям коммунистов.

Но этот суд для меня не последний, я остаюсь при своём: “Верую… во Единаго Бога, Отца и Сына и Св. Духа”, “Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века”.
Ей гряди Господи Иисусе!» (29).

В конце января 1932 года еп. Синезий был отправлен в Соловецкие лагеря. Он отбывал наказание в Мурманском отделении Беломоро-Балтийского комбината НКВД. 20 сентября 1937 года, согласно выписке из протокола заседания Тройки НКВД Карельской АССР, он был приговорен к высшей мере наказания за то, что «вел повстанческую контрреволюционную агитацию среди заключенных в лагере, выступал против стахановского движения».

27 сентября 1937 года он был расстрелян в Медвежьегорском районе Карелии (30).
По другим сведениям он был расстрелян в этот день на Водоразделе (VII-VIII шлюз Беломоро-Балтийского канала) (31).

Прот. Александр Малых.

1. Архив УФСБ по УР, д. 5261, л. 35об («Последнее слово по существу дела» еп. Синезия от 1.10.1931г.).
2. Там же, л. 38.
3. Там же, л. 35об.
4. Там же.
5. Там же, л. 10 («Ответы на письменные вопросы следственного гражданина Зарубина Сергея Григорьевича» от 27.05.1931).
6. Там же.
7. АМП, ф. 1, оп. 4, д. 623, л. 5об (Письмо архиеп. Ижевского Николая (Покровского) митр. Сергию от 26.06.1933). Архив УФСБ РФ по УР, д. 5261, лл. 2-2об (Анкета арестованного еп. Синезия от 28.10.1931).
8. ГАРФ, ф. 5263, оп. 1, ед. хр. 7, л. 72-74. Цит. по: Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь. – М.:Республика, 1995. С. 159.
9. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917-1943 гг./ Сост. М.Е. Губонин – М.: Изд-во ПСТБИ, 1994, С. 690.
10. Штриккер Г., сост. Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью. – М.: «Пропилеи», 1995, Т. 1. С. 313.
11. Архив УФСБ РФ по УР, д. 5261, л. 10.
12. Там же, л. 36-36об («Последнее слово по существу дела» еп. Синезия от 1.10.1931г.).
13. ГАКО, ф. 237, оп. 77, д. 1, л. 100 (Указ митр. Сергия и Свящ. Синода при нём № 21 от 26.02.1930).
14. Архив УФСБ РФ по УР, д. 5261, л. 260 (Протокол допроса свидетеля, священника Никольской церкви г. Ижевска Иоанна Стерхова от 4.02.1931).
15. Там же, л. 259об (Протокол допроса свидетеля, священника Никольской церкви г. Ижевска Иоанна Стерхова от 4.02.1931).
16. Там же, л. 73об (Протокол допроса обвиняемого, священника Успенской церкви г. Ижевска Павла Мезрина от 2.06.1931).
17. ГАКО, ф. 237, оп. 77, д. 1, л. 145 (Протокол заседания Зам. Патр. Местоблюстителя и при нем Патр. Свящ. Синода от 4.06.1930).
18. Там же.
19. Архив УФСБ РФ по УР, д. 5052, л. 13 (Протокол допроса свящ. Василия Шерстенникова от 2.10.1931).
20. ГАКО, ф. 237, оп. 77, д. 1, л. 145 (Протокол заседания Зам. Патр. Местоблюстителя и при нем Патр. Свящ. Синода от 4.06.1930).
21. Там же.
22. Архив УФСБ РФ по УР, д. 5261, л. 45 (Из показаний еп. Синезия от 19.11.1931)
23. Там же, л. 38 (Из показаний обвиняемого еп. Синезия от 30.09.1931).
24. Там же, л. 36об-37 («Последнее слово по существу дела» еп. Синезия от 1.10.1931г.).
25. Там же, л. 45, 74 (Из показаний обвиняемых еп. Синезия от 19.11.1931 и свящ. П. Мезрина от 2.06.1931).
26. Там же, л. 113об (Из показаний обвиняемого священника Троицкой церкви г. Ижевска Попова Павла Ивановича от 2.06.1931).
27. Там же, л. 36 («Обвинительное заключение по след. делу контрреволюционной церковно-монархической организации “ИПЦ”, ликвидированной на территории УАО (филиал Всесоюзной контрреволюционной монархической организации “ИПЦ”, г. Ниж. Новгород, ноябрь, 1931»).
28. Там же, л. 33 (Заявление еп. Синезия следствию «на предъявленное мне обвинение» от 30.09.1931 года).
29. Там же, л. 40 («Последнее слово по существу дела» еп. Синезия от 1.10.1931г.).
30. В Медвежьегорском ЗАГСе Карелии согласно актовой записи № 593 от 20.10.1989 г. произведена регистрация его смерти, как наступившая 27 сентября 1937 года.
31. http://visz.nlr.ru/search/lists/karel/231_3.html