Комментарии М.В. Назарова на статью Я. Седовой "Отречение, которое было"
29 ноября 2017
Рубрика
Последние события
,
Гостевые посты
Павел Рыженко. Прощание с конвоем (№1 из Триптиха "Царская Голгофа")
В последние годы в среде русских монархистов и даже историков все больший размах приобретает кампания историка П.В. Мультатули о том, что отречения Государя Императора Николая II в дни Февральской революции не было: якобы тогдашние газеты опубликовали об этом фальшивку. По мнению сторонников этого "открытия", это реабилитирует Государя от обвинений в "безвольной сдаче России", что ему приписывают и красные, и демократические атеисты в нынешнем правящем слое РФ. Мы тоже считаем, что подлинного отречения не было ‒ как законного правового акта, оно юридически ничтожно по многим причинам. Но оно, к сожалению, было фактически ‒ как насильственный революционный акт, которому преданный всеми Государь был вынужден подчиниться, однако вовсе не из пресловутого "безволия", а по духовным причинам. Вернемся к этому в послесловии к предлагаемой ниже давней статье Яны Седовой, которая анализирует доводы Мультатули о том, что, по его мнению, даже никакого фактического отречения не было. ‒ Ред. РИ.
Мультатули кaк мультипликатор мифов
Яна Анатольевна Седова. Доцент Астраханского государственного технического университета. Автор книги "Великий магистр революции" (М.: Алгоритм, 2006) о Февральском перевороте и об А.И. Гучкове и ряда научно-исторических работ по предреволюционному периоду. Подробнее: https://yanasedova.livejournal.com/profile
В "Нашей Стране" от 24 мая 2010 г. (№ 2892) была опубликована моя рецензия на книгу П.В. Мультатули "Николай II: Отречение, которого не было" (отчасти по мотивам изысканий небезызвестного А.Б. Разумова). [На нашем сайте см.: Андрей Разумов. Несколько замечаний по «Манифесту об отречении Николая II» с нашим комментарием. ‒ М.Н.]
В последние годы поиск исторической правды о Николае II принимает экстравагантные формы. Ставятся под сомнение и «записка Юровского» об убийстве Царской Семьи, и знаменитая книга следователя Н.А.Соколова, и письма Распутина, и дневники Государя. Того и гляди у монархистов появится собственная альтернативная история, в которой от официальной версии событий останутся одни фамилии.
Недавно в интернете появился ряд публикаций, подписанных А.Б. Разумовым, где утверждается, что Николай II не отрекался от престола. Собственно говоря, эта мысль высказывается не в первый раз, но здесь впервые была сделана попытка тщательного анализа документов. Правда, с оригиналами документов автор не работал, так что его выводы сомнительны.
Должно быть, сенсация Разумова так и осталась бы курьезом, если бы ее не поддержал известный историк П.В. Мультатули, автор нескольких хороших книг об Императоре Николае II. После этого версия о том, что отречение подделано, приобрела вес. В ноябре в Москве даже прошла конференция «Отречения не было». В то же время благожелательный комментарий послышался из Академии наук. Наконец, в 2010 году вышла книга Мультатули «Николай II: Отречение, которого не было». Теперь версия изложена на достаточно высоком уровне, и ее нельзя просто игнорировать.
Правда, уже в предисловии автор, упомянув «группу энтузиастов, далеких от исторической науки», замечает, что их доводы «уязвимы», поскольку графологической экспертизы подписи Николая II не проводилось. Вместо того, чтобы организовать такую экспертизу, что можно сделать и частным образом, автор ставит другую задачу: «показать, что эта подделка стала закономерным этапом в той войне, которую вел император Николай II с так называемой оппозицией».
В результате получилась довольно интересная книга о том, как западные тайные общества и русская оппозиция организовали февральскую революцию. Особую ценность книге придает большая исследовательская работа, проделанная автором.
Однако приходится отметить некоторую предвзятость исследователя, из-за чего в участии в заговоре подозреваются все подряд. Мiр был очень тесен в те времена, поэтому знакомство двух лиц еще не означает, что между ними существовал сговор.
Например, Мультатули ставит под подозрение Московский художественный театр. С секретарем этого театра, пишет он, дружен британский разведчик Локкарт, а ведущая актриса театра В.Ф. Комиссаржевская «поддерживала дружественные отношения с А.И. Гучковым. Именно Комиссаржевская была посредницей между Гучковым и М.И. Зилотти в их бурно развивающемся романе. М.И. Зилотти приходилась свояченицей брату Гучкова К.И. Гучкову». Словом, автор намекает на связь заговорщика Гучкова с британской разведкой. Но британскому разведчику можно было выйти на Гучкова и напрямую, без помощи актрисы.
Помимо того, Мария Ильинична Зилотти приходилась А.И. Гучкову не только свояченицей брата Константина, но еще и законной женой. У Мультатули же из Гучкова получается какой-то аморальный персонаж (потом автор его уж совсем голословно обвиняет во взяточничестве). Впрочем, не только из Гучкова.
Не только М.В. Алексеев и главнокомандующие фронтами (что традиционно), но даже и А.И. Деникин и А.В. Колчак обвиняются в причастности к оппозиционному заговору. Попутно автор книги сетует на «ложную апологетику так называемого белого движения», которая мешает «некоторым исследователям» поверить в «заговор генералов».
Из самого Алексеева получилось нечто вроде монстра. Двуличен: во всеуслышание он прославляет Государя, а в частных разговорах обвиняет Его (хотя это просто означает, что генерал в глубине души не сочувствовал Государю, но личная корректность, разумеется, не позволяла ему об этом заявить публично). Договаривался с заговорщиками, а потом сбежал в Крым, сказавшись больным (хотя он был действительно очень серьезно болен). Привлек к заговору Н.В. Рузского с А.А. Брусиловым, у которых пользовался большим авторитетом (хотя Рузский Алексеева ненавидел). «Лукавый царедворец» (это о человеке, который был настолько далек от придворной суеты, что даже обедать предпочитал не за царским столом, а отдельно). Предал Царя и не раскаялся (хотя после отречения Николая II говорил: «Никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, послушался их и послал телеграмму главнокомандующим по вопросу об отречении Государя от престола»).
Образ Государя Николая II в книге тоже своеобразен. Большие сомнения вызывает факт Его изощренной борьбы с врагами, описанной Мультатули. В частности, некоторые приближенные к Государю лица, по мнению автора, выполняли какие-либо секретные миссии. Например, небезызвестный П.А. Бадмаев по найденным автором документам предстает выдающимся разведчиком и, выходит, именно поэтому получил доступ к Государю. Таким же разведчиком, но уже предположительно, показан и Распутин, который должен был с одной стороны примирить с правительством старообрядцев, а с другой – собирать улики против сектантов. Министр внутренних дел А.Д. Протопопов, бывший депутат Думы, предполагается агентом правительства в рядах оппозиции. Все это выглядит мало правдоподобно, за исключением, может быть, Бадмаева. Государь, конечно, мог и должен был противостоять заговорщикам, но едва ли Он стал бы собственноручно строить разведывательную сеть.
Когда-то П.В. Мультатули работал в уголовном розыске. Возможно, именно поэтому он порой перегибает палку, отыскивая подоплеку даже в обыкновенных событиях. Впрочем, ценности исследования, наполненного интереснейшими сведениями, это не умаляет.
Что портит всю книгу – так это версия об «отречении, которого не было». Для доказательства этой версии собраны нестыковки в воспоминаниях очевидцев, таинственные архивные находки автора, неоднозначные фразы в телеграммах, которыми обменивались участники событий и т.д. Все это истолковано так, что приводит к выводу: Император Николай II узнал о собственном отречении из газет. Правда, для этого приходится отвергнуть огромное множество источников.
Прежде всего документы. Мультатули называет сфальсифицированными: манифест об отречении Государя от престола, Его телеграмму о том же, Его дневник, Его телеграммы супруге, дневник Государыни, дневник Великого Князя Михаила Александровича… Подделка такого количества документов – дело настолько сложное, что едва ли осталось бы незамеченным.
Мультатули ссылается, в частности, на А.А. Вырубову, которая рассказывает, что, вернувшись домой после отречения, Государь ей сказал, что от волнения все последующие дни не мог вести своего дневника. Но, во-первых, Вырубова могла и напутать – это не единственная ошибка в ее воспоминаниях, а во-вторых, Государь был крайне аккуратен и, если даже и пропустил в дневнике пару дней, наверняка бы сделал запись задним числом, тем более о таких важных исторических событиях.
Кроме документов, опровергаются свидетельства участников событий. Почти все они записаны у Мультатули в заговорщики, а потому правду рассказать не могут. Причем под подозрением оказались не только депутаты Думы Гучков и Шульгин, но и генералы как в Могилеве, так и в Пскове, и даже свита. Есть, конечно, лица, которых заподозрить в предательстве просто невозможно, ‒ те, кто добровольно последовал за Государем в ссылку. Они могли бы что-то от Него узнать. Но и тут автор объясняет: «Просто все, с кем он (Государь) мог на эту тему говорить, были убиты».
На самом деле, конечно, убиты были далеко не все. Спаслись, например, П.К. Бенкендорф, П. Жильяр, А.А. Вырубова, Ю.А. Ден, С. Гиббс, С.К. Буксгевден. Мог бы что-то рассказать Е.С. Боткин, до своей гибели вместе с Царской Семьей. Но самые главные свидетели – это В.А. Долгоруков и В.Б. Фредерикс. Они оба сопровождали Государя в той роковой поездке, когда было подписано отречение, и оба были далеки от политики и тем более не связаны с заговором. Если бы никакого отречения не было – они бы об этом знали и вполне успели бы рассказать: Долгоруков был расстрелян в Екатеринбурге в 1918 году, а Фредерикс после февральской революции прожил еще десять лет.
Все прочие доводы Мультатули – о том, что Николай II «увидел во всем происшедшем Божью Волю» и потому не опровергал якобы поддельный манифест об отречении, и о том, что знавшие правду боялись ее раскрыть, ‒ тоже довольно сомнительны. Государь, конечно, смирился, но Его смирение выразилось как раз в том, что Он согласился отказаться от престола. В том, чтобы покрывать своим молчанием государственное преступление заговорщиков, никакого настоящего смирения не чувствуется. Такое молчание скорее граничило бы с соучастием.
Как бы то ни было, у Мультатули практически не остается источников, которым он мог бы доверять, и открывается широкий простор для строительства собственной версии.
Он утверждает, например, что на станции Дно Государь был арестован. Это мнение основано на сообщении некоего чекиста Симонова, которому автор книги доверяет больше, чем всем сопровождавшим Государя, вместе взятым.
Под сомнением оказывается и знаменитая телеграмма Государя председателю Думы Родзянко: «Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения родимой матушки России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына с тем, чтобы он оставался при нас до совершеннолетия при регентстве брата моего Великого Князя Михаила Александровича. Николай». Выражение «при нас», пишет Мультатули, подразумевает местоимение «Мы», обычно употреблявшееся в манифестах («Мы, Николай Второй…»), а поскольку в телеграмме – «я», то правильно писать «при мне», а не «при нас». Ошибиться же Николай II со своим юридическим образованием не мог. Однако если «при нас» означает, что Наследник должен был пока оставаться не только при отце, но и при матери, то оно вполне оправдано.
Но если в подлинность этой телеграммы Мультатули еще может поверить, утешаясь тем, что «"готов" не означает – отрекаюсь», то окончательному варианту манифеста об отречении он решительно не доверяет, ссылаясь на графологические изыскания А.Б. Разумова и расхождения свидетельских показаний.
«Исследование» подписи на манифесте сводится у Разумова к следующему. Во-первых, он сравнивает подписи на, как ему кажется, двух экземплярах манифеста об отречении. Один из них находится в архивном фонде Николая II, другой опубликован в книге «Отречение Николая II» (Ленинград, 1927). Подписи накладываются друг на друга, и оказывается, что они полностью совпадают вплоть до росчерков. Кроме того, сравниваются подписи графа В.Б. Фредерикса на тех же документах – они так же оказываются абсолютно одинаковыми.
Хотя имя свое Государь писал всегда приблизительно одинаково, но росчерки получались все-таки разные. Фредерикс свою длинную подпись тоже не смог бы повторить дважды с точностью до штриха.
Вывод очевиден: два человека не могли дважды подписаться одинаково, следовательно, подписи кем-то подделаны «через копирку» или как-нибудь еще.
В свою очередь Мультатули изучает, в частности, внешний вид манифеста. Известная копия этого документа, пишет он, умещается на одном листе бумаги. В воспоминаниях же В.В. Шульгина говорится, что Государь принес им с Гучковым документ, напечатанный на двух или трех четвертушках, очевидно, телеграфных бланках.
В чем же причина такого разногласия? Как известно, депутаты, получив манифест, попросили внести в него пару исправлений, и еще какое-то незначительное слово вставил сам Государь. В результате этого документ был испорчен и его пришлось отдать перепечатать заново.
Как пишет генерал Ю.Н. Данилов, после приема у Государя Рузский пригласил депутатов в свой вагон: «Надо было дождаться переписки набело манифеста и указов, равно как подписания их Государем». «Через час или полтора в вагон генерала Рузского были доставлены подписанные Государем манифест об отречении в двух экземплярах и указ правительствующему сенату…».
Депутаты просили, чтобы манифест был подписан в двух экземплярах. Поэтому, как рассказывал тот же Шульгин, только не в той книге, что вышла через несколько лет после событий, а в интервью, опубликованном уже на следующий день, «первый подписанный акт на листочках небольшого формата должен был остаться у ген. Рузского. Мы же привезли второй экземпляр, также написанный на машинке, но на листочке большого формата».
Итак, было действительно два экземпляра отречения. Но они различались между собой по формату: один большой, а другой на нескольких небольших листочках.
А на всех фотокопиях, которые сравнивал Разумов, текст умещался целиком на одном листе. Значит, это был один и тот же экземпляр, а именно депутатский (разве что подретушированный для публикации).
Именно поэтому подписи на всех фотокопиях выглядят абсолютно одинаковыми. Вероятно, копия, опубликованная в книге в 1927 году, сделана с оригинала, хранящегося в архиве. Судя по всему, Разумова ввела в заблуждение датировка этих якобы разных экземпляров: один из них он датирует 15.00, а другой – 15.05 дня 2 марта. Действительно, на опубликованном в книге ясно читается «2-го марта 15 час. 5 мин.», а на архивном цифра «5» почти стерта. Однако при небольшом увеличении ее видно, так что это не основание считать экземпляры разными.
Кроме подписей, Разумов исследует и текст манифеста, сравнивая его с проектом, присланным в Псков из Ставки 1 марта, и выясняет, что между ними очень много общего. «Представляю, ‒ пишет он, ‒ как, не найдя собственных слов для такой незначительной бумаги, ‒ отречения от Престола, ‒ Государь выборочно, но кропотливо, чуть изменяя чужие буквы, слова и выражения, тщательно переписывает текст телеграммы Алексеева… Тщательнее надо было заметать следы, господа заговорщики. Такие телеграммы сразу жгут. А телеграфистов вешают».
Ирония тут совершенно напрасна. Когда-то я в своей книге о февральской революции, сравнивая эти же два текста, писала, что для манифеста об отречении Николая II использовался проект манифеста об ответственном министерстве, составленный Ставкой за день до отречения. В этом нет ничего странного: обычная практика, когда проект документа составляется помощниками, а руководитель лишь подписывает его, применялась, конечно, и в Российской Империи. Например, манифест 17 октября 1905 года был написан помощниками С.Ю.Витте, а Государь только поставил свою подпись.
Если бы, как предполагает Мультатули, манифест об отречении подделали профессионалы из дружественного Гучкову Генерального штаба, то в документе не было бы тех недочетов, на которые указывают нынешние критики, и текст начинался бы не словами «Ставка. Начальнику Штаба», а «Божиею Милостию Мы, Николай Второй…».
И самое главное: нельзя рассматривать отречение Николая II в отрыве от других событий Его царствования. Достаточно вспомнить обстановку, при которой был подписан манифест 17 октября 1905 года, вспомнить те два пути, о которых тогда писал Государь, ‒ уступки или диктатура. И тогда, и теперь Его выбор был – уступить, чтобы не проливать понапрасну потоки крови. Недаром Он говорил в Пскове генералу Рузскому, что для себя ничего не желает и не держится за власть.
Возможно, причина того, что иным монархистам не хочется верить в отречение, ‒ в идеализации Императора Николая II с их стороны. Отречение от престола кажется им ошибкой, слабостью. Но это поверхностный взгляд. Отречение Государя было не бегством, а самопожертвованием. А самопожертвование – это сила, а не слабость. Пусть это не та сила, которая проливает потоки крови. «Но не зло победит зло, а только любовь».
Яна Седова
Астрахань
Источник: http://yanasedova.livejournal.com/21705.html
Послесловие редактора РИ, М.В. Назарова
Итак, Я.А. Седова не считает всю книгу П.В. Мультатули ошибочной, она отмечает: «Особую ценность книге придает большая исследовательская работа, проделанная автором», касающаяся деталей революционного заговора с участием заграничных сил. Согласимся с этим. «Однако приходится отметить некоторую предвзятость исследователя», ‒ справедливо пишет Седова. Прежде всего Петр Валентинович из многих свидетельств и источников отбирает только то, что можно как-то интерпретировать в его целях (хотя и с большой натяжкой и без должной оценки достоверности), а все противоречащие этому источники объявляет умалчивающими правду, а то и подложными.
Мультатули ответил на это Я.А. Седовой статьей на "Русской линии" (3.6.2010), в которой не смог убедительно ответить на главные возражения. Основное внимание он вновь уделил повторению деталей происхождения, редактирования и публикации текста отречения как недостоверного. П.В. пространно углубляется в несоответствие формы "манифеста" отречения правилам составления Высочайшего Манифеста и подписи под ним. Действительно, трудно его считать настоящим Манифестом уже по форме и остается много неясного в деталях того, что происходило в царском поезде в предательские дни 1-3 марта 1917 г. Однако это никак не может быть доказательством того, что Государь не давал согласия на отречение. Ведь в революционной обстановке заговорщикам нужно было вытребовать (обманом и шантажом) именно согласие, чего они добились, а в какой форме и как его обнародовать ‒ это уже отдельный вопрос, вероятно, еще подлежащий более тщательному исследованию.
Петр Валентинович в своем ответе сводит проблему именно к формальным документам отречения, опубликованным в дни революции и позже большевиками, игнорируя более существенные факты. Он настаивает:
«Интересная всё-таки логика у некоторых наших борцов с большевизмом! При всей своей ненависти к большевикам, они почему-то полностью доверяют документам, которые были изданы этими самыми большевиками. Тем документам, которые побывали в руках большевиков, которыми большевики оправдывали свои гнусные преступления. Особенно, это касается документов, касающихся Государя Николая II, его Семье и близким им лицам.
Неужели госпожа Седова не слышала ни о фальшивом дневнике Вырубовой, ни о фальшивом дневнике Распутина, неужели она не читала ничего о так называемой «Записке Юровского», написанной, почему-то Покровским? Неужели не понятно, что большевики были невиданными лгунами, фальсификаторами и мошенниками? Неужели не ясно, что вся правда, которая касалась Государя, единственного законного, легитимного Хозяина Земли Русской, ими изуверски убиенного, представляла огромную опасность для большевистского режима? Что этот режим, узурпировавший, так же как и режим Керенского, власть в России, держался исключительно на лжи о Государе? Что клевета на Государя и Государыню была составляющей частью их политики, точно так же, как эта клевета является составной частью политики сегодняшних врагов России?
Почему Вы полагаете, госпожа Седова, что большевики, вчерашние и сегодняшние, не позаботились о том, чтобы создать то, в чём Вы подозреваете монархистов ‒ свою альтернативную историю, в которой образ Государя и обстоятельства его царствования были оклеветаны и перевернуты с ног на голову?»
Такими упреками в адрес Седовой Петр Валентинович ломится в открытую дверь, отвлекая внимание от главных вопросов и аргументов. Разумеется, большевики создали немало фальсификаций (удивительно, что до сих пор не проведена тщательная экспертиза подлинности "Дневника" Государя). Но при чем тут большевики, если факт отречения был обнародован до большевиков в газетах Временным правительством и никто тогда этого не опровергал при множестве живых свидетелей, включая близких Государя. Таков же и отвлекающий отпор П.В. попыткам защитить как "героев" М.В. Алексеева, Л.Г. Корнилова и других белых генералов-февралистов, хотя вину их, по-моему, Седова и другие историки Белого движения не отрицают, а лишь призывают не валить всех белых в одну антимонархическую кучу, как это сегодня принято у "истинных" патриотов (в основном с целью оправдания последующей власти большевиков, "не свергавшей Царя").
П.В. ломится в открытую дверь и с таким верным благочестивым назиданием:
«Заговор стал возможным только из-за духовного оскудения русского народа, от духовной деградации его элиты. Идеалы Православного Царства, Самодержавия перестали восприниматься большей частью русского народа, как естественные и органичные свойства души самого народа. Государь Николай II верный Христу, долгу царского служения, самозабвенно любящий Россию, благородный, чистый и милостивый стал чужд и не понятен для большей части народа. Поэтому с такой видимой лёгкостью произошёл Февральский переворот, именно поэтому столь велико число предавших и малодушных».Правда, при этом не мешало бы учесть и то, что и армия и законопослушный народ были дезинформированы как распубликованными "добровольными манифестами" Государя и его брата, так и призывом Синода поддержать Временное правительство, чему вряд ли была так уж рада "бóльшая часть" и офицеров, и простого православного люда.
«Непонимание того факта, что изменившие Царю генералы, также как и заговорщики из числа штабных офицеров, аристократии, великих князей, церковнослужителей — обрекли этой изменой себя и страну на катастрофу — делает невозможным понимание ни истоков большевизма, ни поражения белых в Гражданской войне, ни истоков Соловков и ГУЛага, ни Великой Отечественной войны, ни мерзости запустения сегодняшнего дня».
Да, все перечисленные виноваты в крушении России, но не в преступлениях большевизма. В этом изречении П.В. опять-таки следует нынешней лукавой моде перекладывать вину за страшные преступления коммунистического периода на белых генералов ‒ мол, без их предательства не было бы всего последующего кровавого погрома исторической России (которым якобы "большевики спасли единую Россию от расчленения ее Антантой", ‒ добавил бы Зюганов). Сам Мультатули еще недавно восхвалял за это Сталина, несмотря на осуждение его преступлений («Сталин сумел восстановить великую державу, оснастить ее современной промышленностью и вооружением и одержать победу в великой схватке с Западом в 1941—1945 годах. Кроме того, не вызывает никаких сомнений, что Сталин в период своего единоличного правления явно был сторонником скорее национального великорусского государства, чем интернационального советского образования... Величие Сталина будет осознано только тогда, когда ясно и четко будет понятна та сила, с которой он боролся и победил... Сталин был попущен Господом русскому народу для очищения и прозрения». ‒ РНЛ, 25.12.2006). И даже летом 2017 г. Мультатули утверждал на Царских днях в Екатеринбурге, что Ленин непричастен к цареубийству, якобы он "ничего не знал о происходившем в Екатеринбурге". Всё это говорит и о духовном настрое Петра Валентиновича не в пользу глубокого понимания им как сущности большевизма, так и духовного смысла революции.
Однако всё же истоки большевизма не в предательстве генералов, а ‒ в "Манифесте коммунистической партии" Маркса-Энгельса и финансировании партии Ленина еврейским Финансовым Интернационалом, да и заимствуемые из советской историографии понятия "Гражданской войны" (террористического завоевания России Интернационалом) и "Великой Отечественной войны" (разгрома европейского консервативного сопротивления русской кровью) пора бы уже заменить более точными. Но вернемся к теме отречения.
Далее П.В. опять ломится в открытую дверь, защищая Государя от обвинений, совершенно чуждых и Седовой, и другим критикам рассматриваемой версии "неотречения":
«Видимо, госпоже Седовой ближе образ Государя безропотно, пассивно и с фатальной обречённостью наблюдающего как у него на глазах уничтожают его страну. Этот образ вот уже почти столетие навязывался и навязывается февралистами и неофевралистами, большевиками и необольшевиками. Некоторыми монархистами в этот выдуманный образ вкладывается ложно понимаемое понятие «жертвенности». Жертвенность у православного человека может быть только христоподражательной. То есть человек, жертвует чем-то, включая свою жизнь, во Имя Христа, в подобие Христу. Именно такая жертвенность была присуща Государю Николаю II. «Может быть, для спасения России требуется жертва. Я буду этой жертвой», — говорил Государь. Но такая Жертва вовсе не означает пассивного бездействия. Она приносится только тогда, когда все иные средства борьбы исчерпаны. Государь Николай II был не мягкотелым интеллигентом и не философствующим непротивленцем.
Он был Русским Царём, он был Божьим Помазанником. Но и сама личность Императора Николая II была далека от «пассивного непротивленца». Именно его державной волей была побеждена революция 1905 года, именно по его инициативе были введены военно-полевые суды, безпощадно приводившие смертные приговоры революционерам и террористам. Именно Николай II брал на себя ответственность за самые жесткие и непопулярные меры в отношении Государственной Думы, когда та вставала на путь скрытого мятежа... Вы слышите, госпожа Седова? Государь предпочитал лучше погибнуть, чем отдать свою власть проходимцам. Неужели вы думаете, что образ мыслей Государя в марте 1917 года отличался от образа его мыслей 1906 года?».
Ничего подобного Седова не утверждает. В том-то и дело, что Государь и в феврале-марте 2017 г. не "бездействовал пассивно", а предпринял все меры по обузданию мятежа в столице, но они не были выполнены подчиненными и были заблокированы предателями. Именно "только тогда, когда все иные средства борьбы исчерпаны", в условиях всеобщего предательства Государь не стал бороться за власть, чтобы не проливать понапрасну потоки крови и не рисковать поражением в войне ‒ положившись на волю Божию.
П.В.: «Госпожа Седова пишет, что Мультатули записал почти всех членов свиты и окружения Императора в заговорщики, а они потому правду рассказать не могут. Я не утверждаю, что члены свиты не рассказывали в своих воспоминаниях правды, я утверждаю, что они не рассказывали всей правды, о многом умалчивали и серьёзно искажали события. Это видно, по той порой взаимоисключающей путаницы, какую они демонстрировали в своих мемуарах, а также прямой дезинформации, которая опровергается архивными данными. Причины этого мне до конца не известны».
Зачем столь большому числу свидетелей, сочувствовавших Царю, понадобилось "умалчивать всю правду", П.В. не объясняет. А субъективные интерпретации и разночтения в воспоминаниях (да и в архивных документах) случаются нередко, однако П.В. считает правдивыми только те, которые пригодны для его версии, отвергая все непригодные, даже записи из дневника Императрицы-матери Марии Феодоровны от 4 марта 1917 г. о беседе с сыном в Могилеве. Добросовестный исследователь так не поступил бы.
Вдобавок у Мультатули фактически получается абсурд: якобы и сам Государь способствовал дезинформации своим молчанием. Ведь он имел много возможностей заявить и в Ставке, и позже о том, что не отрекался, если бы это было так. Но Мультатули и этот аргумент пытается отвергнуть весьма неубедительным способом.
«Госпожа Седова уверяет: "В том, чтобы покрывать своим молчанием государственное преступление заговорщиков, никакого настоящего смирения не чувствуется. Такое молчание скорее граничило бы с соучастием".
А как, интересно, госпожа Седова представляет себе, должен был вести себя в условиях заточения Государь? Как он должен был действовать? ...
Даже если бы Государь на каждом шагу повторял, что он не отрекался от престола, это, во-первых, стало бы известно лишь узкому кругу лиц, а во-вторых, даже в случае если бы оно стало известно более широкой аудитории, не произвело бы на неё никакого впечатления...»
Почему же не произвело бы? Однако в конце своей статьи П.В. внезапно всё же признает именно то, что силится отрицать названием своей книги:
«Я хочу подчеркнуть: насильственное свержение Императора Николая II с престола, подделка «манифеста», подделка других документов заговорщиками, упорное сопротивление им со стороны Государя, не означает того, что Императора Николай II собирался бороться за возвращение к власти. ОН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ОТКАЗАЛСЯ ОТ НЕЁ, ПОСТИГНУВ ПРОМЫСЕЛ БОЖИЙ (выделено мной. ‒ М.Н.). Не от престола отрекался Государь в марте 1917 года, а от сатаны и его соблазнов. Государь сделал всё, чтобы сохранить свою власть земную. Осознав невозможность этого, он смиренно передал эту власть Богу. Явление Пресвятой Богородицы Державной знаменовало, что Господь эту передачу принял. Император Николай II вступил на свой скорбный путь мученичества и обрёл на этом пути венец Небесный».
Так в чем же проблема, Петр Валентинович? Зачем Вы совершенно очевидные вещи пытаетесь истолковать в подтверждение нелепого названия Вашей книги о "неотречении" и распространяете этот миф, который в обывательски упрощенном виде теперь муссируют "ревнители не по разуму"?
‒ Зачем пишете: «утверждение, что Государь поехал в Могилёв "прощаться" со Ставкой является утверждением заговорщиков. По всей вероятности, отправка Государя в Могилёв была принята в Пскове А.И. Гучковым. Единственным объяснением этой отправки могло быть стремление Гучкова отправить Государя в надёжное место на тот период, пока петроградские узурпаторы доводили до конца свои манипуляции с фальшивыми "манифестами"»? ‒ Неужели для заговорщиков было надежным то место, где были преданные Государю плачущие офицеры, к которым Царю достаточно было обратиться с просьбой о защите, если он "не отрекался"?
‒ Зачем Вы совершенно неубедительно пытаетесь объяснить драматичное прощание Государя с офицерами в ставке как уход всего лишь с поста Верховного Главнокомандующего армии, а не с престола? Почему офицеры воспринимали его уход как потрясение, а некоторые не выдерживали напряжения и падали в обморок? К чему в таком случае понадобился смиренный прощальный приказ войскам о продолжении войны со словами: «Исполняйте ваш долг как до сих пор»? (эта фраза содержится в обоих вариантах приказа независимо от того, какой вариант был подлинным).
‒ Якобы «именно с этой целью ‒ скрыть от Государя происходящие события ‒ в Могилёве была полностью сохранена обстановка Ставки до отбытия из неё Императора Николая II», однако очевидцы свидетельствовали, что прощание происходило при снятом со стены портрете Государя. Неужели он этого мог не заметить и не спросить о причине этого? Как же Вы при этом утверждаете, что даже прощаясь со своими офицерами в Ставке «Император ничего не знал о своём "отречении"», узнав об этом позже «из газет»? (Уточним, что "манифест" об отречении был опубликован в газетах 4 марта 1917 г. А Государь находился в Ставке с 3 по 8 марта. Как же он мог "не знать", если вся армия знала... Утром 8 марта в зале губернаторского дома, где жил Государь, состоялось последнее прощание, на котором присутствовали все офицеры Ставки и по одному солдату от каждой части. Приехавшие думские комиссары сообщили Алексееву, что Временное правительство постановило арестовать бывшего Императора. И он не призвал никого на помощь.)
‒ Зачем Вы выставляете Государя безвольным покровителем заговорщиков: якобы он был вынужден молчать, поставленный пред свершившимся фактом опубликованных текстов об отречении? И в дальнейшем он никому не говорил о "дезинформации с отречением", поскольку: «Надо понимать, что Император Всероссийский не мог говорить о делах государственной важности с любыми окружавшими его людьми, как бы хорошо он к ним ни относился. Общаться на такие темы Император мог только с равными себе» ‒ ?!
Итак, "добровольного отречения" Государя действительно не было. Это было насильственное отрешение Императора от власти в результате изменнического заговора. Опубликованный текст отречения был подготовлен заговорщиками, и оформлено оно было незаконно. Да и по законам о престолонаследии это отречение тоже было ЮРИДИЧЕСКИ НИЧТОЖНО. Законы Российской Империи не предусматривают отречения царствующего Императора; он не имел права передавать престол брату в обход Царевича Алексея, а брат Михаил не имел права принимать престол (так что и его последующие "отречение" с передачей вопроса монархии на волю Учредительного собрания юридически неправомерно). Однако невозможно отрицать, что Государь подчинился насилию и признал свершившееся как факт принудительного лишения его власти. Прощание в Ставке и опубликованные свидетельства невозможно опровергнуть или объяснить иначе. Отрицание всего этого делает непонятным и духовную суть его предания себя на волю Божию.
В.П. Мультатули заканчивает свое опровержение статьи Седовой следующим объяснением цели своей книги:
«Вопрос о так называемом «отречении» Императора Николая II как нельзя более актуален сегодня с духовной и геополитической точек зрения. Речь идёт не только о правильном понимании подвига Святого Царя, но и о вопросе легитимности власти. Речь идёт, конечно, не о том, что сегодняшняя светская власть нелегитимна с мiрской, земной точки зрения. Речь идёт о вопросе духовном. Только та власть в России сможет чувствовать себя надёжно и спокойно, только та власть сможет вывести Россию из тупика нынешнего духовного кризиса, которая будет чувствовать себя наследницей не богоборческого режима, а тысячелетней российской государственности, которая была насильственно оборвана 2 -го марта 1917 года».
Комментарии
нет комментариев.
Оставьте комментарий