Блог о.Сергия Кондакова

Эта девяносто шестая годовщина зверского убийства святого Царя-Мученика Николая, всей Царской Семьи и верных до гроба слуг Их, особа тем, что совпадает со столетием начала Первой Мiровой Великой Отечественной Войны. Войны, в которую вся Россия вложила столько сил и жертв и в которой роль и деятельность Государя была столь важна и во многом решающа. И со скорбью добавим — эти неимоверные жертвы и усилия уже тогда не получили признательной благодарности со стороны Союзников, а со временем затушевываются и просто забываются, яко не бывшие.
Вот, например, в этом году день национального праздника Франции — в честь безбожной революции 1789 года… — был в частности посвящён именно 100-летию Мiровой Войны и чествовалась память всех сражающихся народов. Россия более, чем вскользь была упомянута, зато много говорилось об Англии, Америке, Австралии, разных африканских народах и т.д. Кто сегодня помнит, что только в смысле человеческих жертв Россия понесла невероятно тяжёлый ущерб, не говоря о другом: более полутора миллиона убитых и пять миллионов раненых. А кто сегодня с благодарностью преклоняется перед самоотверженным подвигом России?
Уместно тут напомнить благородные и горькие слова генерала А.И. Деникина, сказанные в 1937 году по случаю открытия во Франции памятника павшим русским воинам из Экспедиционного Корпуса, павшим только для защиты нашей союзницы Франции: «Сегодня открытием храма-памятника мы почтили тех русских воинов, что пали с честью на французском фронте. Они, эти павшие, — символ огромных жертв, принесенных Россией и старой Русской Армией во имя общего некогда дела. Бывшие наши союзники не должны забывать, что к 1917 году Русская Армия удерживала напор 187 вражеских дивизий, т.е. половину всех сил противников, действовавших на европейских и азиатских фронтах... Что даже в 1918 году, когда не стало Русской Армии, Русский Легион дрался здесь на французской земле до конца, похоронив на полях Шампани немало своих храбрецов... Не мы заключили Брест-Литовский мир... Это сделали другие... Мы не сомневаемся, что Французская Армия это понимает, но, когда в силу современных политических обстоятельств, эту быль стараются забыть или извратить, мы не можем не испытывать чувства горечи. Горечи за национальную Россию, горечи за уцелевших и выброшенных смутой на чужбину, горечи за павших в боях. Спит мiровая совесть. Пожелаем живым — увидеть ее пробуждение».
Да — спит мiровая совесть и, как видим, вряд ли дождёмся её пробуждения. С этой войной и с отстранением и убийством Удерживающего человечество явно вступило в новую эру и в другой мiръ. Другие ценности стали им править.
А ценности Царя-Мученика всем хорошо известны, это к сожалению выжившие сегодня ценности : в первую очередь это горячая вера в Бога, это благородность в чувствах и поведении, это честность, чувство долга, принципиальность, добродетельная жизнь и поверх всего всеми признанная редкая воспитанность. Эти нравственные качества Государя проявились особенно в связи с Первой Мiровой Войной, в том как и почему Он объявил войну, как затем не побоялся в тяжелейших условиях принять на себя ответственнейшую должность встать во главу Армии в трагическое для неё время, затем с каким чутьём, своим только Августейшим присутствием, сумел восстановить в войсках чувство уверенности в победу, как душевно боролся до последней минуты пока не убедился, что «кругом измена, трусость и обман». Наконец, с каким душевным спокойствием, многими принимаемым за равнодушие, а на самом деле упованием на волю и милость Божию, перенёс Он все невзгоды и условия жизни после отречения, закончившиеся мученической смертью. Как мы уже писали, прославлен был Он не столько за Его двадцать два года царствования, как именно за эти шестнадцать последних месяцев земной жизни, в высшей степени проявившим Его глубоко христианское смирение и явившиеся как бы выявленным плодом Его христианского нутра.
Христианское мiровоззрение Государя просматривается в каждом Его обдуманном решении, в каждом Его Царском поведении. Не лишне ещё раз тут напомнить всеми умышленно забываемый факт, что по инициативе России, вернее лично Царя Николая II, была созвана первая Мирная конференция в Гааге, открывшаяся в самый день Его рождения в 1899 году, объединившая 26 самых крупных государств и на которой были в частности приняты резолюции о мирном решении международных конфликтов, о законах войны, о запрещении употребления газов и других чудовищных видов ведения войны.
Тем не менее миролюбивый Государь решительно вступил в войну, но только когда все средства к её предотвращению были использованы. Вступил не в завоевательную войну, а в благородную защиту меньшего брата, родного православного сербского народа, не будучи готовым к войне, не успев завершить перевооружение Своих войск. Христианское чувство долга оказалось сильнее чувства опасности своей собственной судьбы. Противился Он до последнего, понимая, чего это будет стоить России, сколько невинной крови будет пролито. До самого последнего момента пытался избежать кровавого столновения. Известен разговор с министром иностранных дел Сазоновым, убеждавшим Его срочно объявить мобилизацию. «Подумайте о том, что ведь это значит послать на смерть тысячи молодых жизней!» — воскликнул Царь, проявляя и тут христианское чувство истинного отца Своего народа.
Ещё за два дня до начала войны Государь пытался решить её мирным, дипломатическим путём, но для этого надо было бы, чтобы все стороны были также христиански настроены. 29 июля Государь отправил Вильгельму II телеграмму с предложением передать австро-сербский вопрос на Гаагскую конференцию. Вильгельм даже не ответил на эту телеграмму.
Если кто по должному оценил христианский самоотверженный подвиг Царя, то это великий сербский святитель Николай (Велимирович): «Вероятно, во всей истории мiровой государственности нет примера безкорыстного самопожертвования подобного тому, который был явлен жертвой Царя-Мученика /.../ Сербы не смеют забывать, что Царь-Мученик без какой бы то ни было корысти для себя, прекрасно осознавая тяжесть возможных последствий для своей державы, народа и, в конце концов, самой короны и жизни собственной семьи, вступил в войну, чтобы защитить наш народ. Вступил в войну за Сербию, войну, в которой потерял и державу, и корону, и свою семью, и свою жизнь/.../ Если бы Царь Николай прилепился к царству земному, царству эгоистических мотивов и мелочных счетов, он бы, вероятнее всего, и до ныне восседал на своём престоле в Петрограде. Но он прилепился к Царству небесных жертв и евангельской морали. Из-за этого лишился головы и он сам, и его чада, и миллионы его собратьев».
Другой пример христианского поведения, связанный с этой войной можно видеть в том, как и почему Государь принял на Себя тяжёлые вериги верховного командования, тяжёлый крест царского долга.
Военные действия в 1914 году прошли скорее удовлетворительно для России, даже если удачи чередовались с неудачами, однако после весенне-летнего наступления Германии в 1915 году были потеряны все прошлогодние завоевания. Россия потеряла территории Польши, Прибалтики, Украины и Западной Белоруссии, но самое страшное было, что по всем линиям фронта русские войска отступали, отступали и не было видно, чем и когда это кончится. 16 июля 1915 г., военный министр генерал Поливанов сделал прямо тревожное заявление: «Считаю своим гражданским и служебным долгом заявить Совету Министров, что отечество в опасности». И подчеркнул одно особо тревожное явление, которое он считал невозможным замалчивать: «В Ставке Верховного Главнокомандующего наблюдается растущая растерянность. Она тоже охватывается убийственной психологией отступления и готовится к отходу вглубь страны, на новое место. Назад, назад...».
Не будет сказано в обиду Великому князю Николаю Николаевичу, тогдашнему Главнокомандующему, чей прах покоится в крипте нашего храма в Каннах, что несмотря на его сохранившуюся до конца популярность в среде военных, он не оправдал возложенных на него надежд для ведения военных операций. В середине 1915 г., Армия была на пороге гибели и Государь понял всем Своим существом и сознанием Божиего Помазанника, что только Он может спасти Армию и Россию от грозящего разгрома.
И тут сразу появились недопустимые возражения, как среди генералитета, так и политиканствующих, как бы предвещение того, что без малого два года спустя окончательно сломит волю Государя в зловещий день 2/15 марта и породит знаменитые безсмертные царские слова — кругом измена, трусость и обман. Тут налицо вся отчуждённость, в которой Государь-христианин находился по отношению к окружающему обществу. Сколько не нужных споров, недоумений, возмущений и непростительных насмешек твёрдое решение Государя породило : как так, простой полковник, безвольный человек, когда не говорили ограниченного ума человек, может стать Верховным Главнокомандующим, да ещё в столь критической обстановке ?! Все возможные силы и убеждения были пущены, дабы разубедить, не допустить. Но Царь остался непоколебим.
И не пора ли ''свернуть шею'' этой бытующей ещё до сих пор в определённых кругах клевете и дезинформации. Для этого, посмотрим именно, как и кем Себя проявил Государь в этот ответственнейший момент. Звание полковника Он сохранил на всю жизнь, не считая возможным, этичным, повышать самого Себя. «Русскому Царю чины не нужны. В Бозе почивший Отец Мой, дал Мне чин, который сохраню на престоле», - было его благородным ответом. Он чувствовал, что призван успокоить солдат и офицеров, показать им, что в тяжёлую минуту Царь вместе с ними. Он знал, что несмотря на непонимание некоторых и на клевету других, в глазах Армии и народа принятие Верховного командования Царём — Божиим Помазанником, будет иметь огромное нравственное значение. И так оно и стало. Со дня на день обстановка коренным образом переменилась
Хороший Верховнокомандующий не сверхталантливый кабинетный специалист военного дела, а тот, кто умеет себя окружить толковыми людьми и своим спокойствием и убеждением в правое дело способен внушить доверие тем, кто находится на поле брани. Именно таковым оказался Государь. Весь прежний высший командный состав руководства Ставки был сменен. Разительным образом поменялась атмосфера в Ставке. Исчезла прежняя нервность, неуверенность и порою царившая при Великом князе Николае паника. Великий князь Андрей Владимирович свидетельствует: «Как неузнаваем штаб теперь. Прежде была нервность, известный страх. Теперь все успокоились. И ежели была бы паника, то Государь одним своим присутствием вносит такое спокойствие, столько уверенности, что паники быть уже не может. Он со всеми говорит, всех обласкает; для каждого у Него есть доброе слово». Совершенно схожие слова говорил и сам генерал Алексеев, начальник штаба и правая рука Государя, который, как ни странно и ни печально потом изменил своему Царю: «С Государем спокойнее. Его Величество дает указания, столь соответствующие боевым стратегическим задачам, что разрабатываешь эти директивы с полным убеждением в их целесообразности. Он прекрасно знает фронт и обладает редкой памятью. С ним мы спелись. А когда уезжает Царь, не с кем и посоветоваться». Свою неверность Государю, которую генерал Алексеев очень быстро затем искренне сожалел, поняв, что сам был обманут ложным слухами Думы, тем труднее понять, что сам Царь был крайне расположен к немуи подчёркивал это доверие Своему начальнику штаба. В письме Государыне Он пишет: «Не могу тебе передать, до чего я доволен ген. Алексеевым. Какой он добросовестный, умный и скромный человек, и какой работник!»
Царь-Мученик с раннего детства был проникнут любовью к Армии, к военному делу. Это вообще было у Романовых в крови, но особенно чувствовалось у последнего Царя. Эта любовь к Армии совмещалась у Него, как известно, с глубокой, искренней религиозностью, которая Его не покидала даже в Ставке. Каждый день, утром, ходил на Богослужение, затем обсуждал с генералом Алексеевым положение дел на фронте и намечающиеся военные операции. С первых же дней принятия Верховного Командования, Государь отдал ряд распоряжений о прекращении отступления, о восстановлении сильно пошатнувшейся дисциплины. Своей непоколебимой верой в победу вдохновил военных, которые почувствовали, что ими, наконец, управляют. Вернулась уверенность в, одно время исчезнувшую, возможность победить Германию, что, как известно, стало вполне реальным в 1916 году и должно было окончательно конкретизироваться в зловещем семнадцатом... Не зря Винстон Черчилль говорил по этому поводу о ''русском чуде'': « Фронт обезпечен и победа безспорна». Пока Царь был на престоле, Армия воевала. С.С. Ольденбург в своём замечательном труде о «Царствовании Императора Николая II» пишет, что Государь "довёл Россию до порога победы: Его противники не дали ей переступить через этот порог"
Думские революционеры, возомнившие себя спасителями России, требовали от Государя назначение ответственного правительства. Красивое на вид выражение, но с которым Государь в силу своего Помазанничества согласиться не мог: «Я ответственен перед Богом и Россией за всё, что случилось и случится, – будут ли ответственны министры перед Думой и Государственным Советом – безразлично. Я никогда не буду в состоянии, видя, что делается министрами не ко благу России, с ними соглашаться, утешаясь мыслью, что это не моих рук дело».
Временное Правительство сразу показало, чего оно способно. Первым делом заявили о продолжении войны и одновременно издали знаменитый ''Указ №1'', коим отныне солдаты подчинялись не офицерам, а выборным комитетам и советам. Восстановленная Государем дисциплина резко падает, дезертирство принимает массовые масштабы, а те, кто остаются на фронте воюют теперь уже по инерции.
В общем деле Антанты Россия за ценой не постояла. Её верность Союзникам до конца была безупречна. Но как отнеслись к ней Союзники? Узнав об отречении Государя, Lloyd George открыто заявил в парламенте: « Одна из целей войны достигнута, русский царь отрёкся!» Это тот самый британский премьер-министр, который в 1921 году по случаю дипломатического признания Советского Союза сказал для успокоения своего общественного мнения: «Мы народ торговцев. Торговлей можно заниматься и с дикарями » … Вспомним тут генерала Деникина: «Спит мiровая совесть»... Но не все были столь циничны. Черчиль отдавал должное России и в противовес главе своего же правительства считал, что «большевизм должен быть задушен в колыбели».
Зато всегда с удовольствием перечитываем веские слова двух французских рыцарей. Маршал Фош после войны сказал: «Если Франция не была стёрта с карты Европы, то этим она обязана России». А маршал Жоффр, в бытность Главнокомандующего, по случаю прибытия во Францию Русского Экспедиционного Корпуса, издал особый приказ в котором говорилось: «Наша верная союзница Россия, армии которой так доблестно сражались против Германии, Австрии и Турции, захотела дать Франции новый залог своей дружбы, еще большее блестящее доказательство своей преданности общему долгу».
Ещё раз скажем — кто сегодня об этом помнит и знает? Так не забудем этого и мы.
Протодиакон Герман Иванов-Тринадцатый