Блог о.Сергия Кондакова

Блаженнейший Митрополит Анастасий был, как уже писалось многогранной личностью и его значение и след выходят значительно за чисто церковные рамки, особенно благодаря изяществу его пера. Не зря был он большим поклонником нашего великого Пушкина, о котором он в частности оставил два сочинения : «Пушкин в его отношении к религии и Православной Церкви» и «Нравственный облик Пушкина», в которых он раскрывал духовный лик великого писателя, его православную русскость : «В нем сквозило сияние нашей православной культуры… Наш поэт излучал из себя ее аромат, как цветок, посылающий свое благоухание к небу /.../ нравственный урок, данный [им] на краю могилы, быть может, превосходит все, что оставлено им в назидание потомству в его безсмертных творениях». Таким сильным суждением он вторил своему Блаженнейшему предшественнику Митрополиту Антонию, утверждавшего, что Пушкин горько и безпощадно каялся «в грехах против седьмой заповеди, и в этом отношении его совесть оказывается более чуткой даже сравнительно с совестью Блаженного Августина».

Помимо чисто церковных писаний Митрополит Анастасий оставил нам в наследство свои ценные «Беседы с собственным сердцем», как бы духовный дневник бывшего Первоиерарха.

После того, как в 1923 году, в архиепископском сане в качестве представителя Русской Церкви он присутствовал на разбойническом Всеправославном Конгрессе в Константинополе,и где мужественно защищал святое Православие от нападок разрушителей нашей святой веры, что неизбежно привело его к конфликту с патриархом-масоном Мелетием Метаксакисом, ему пришлось окончательно покинуть Царьград, откуда был направлен в Иерусалим, где пробыл 10 лет в качестве Наблюдающего над делами Русской Духовной Миссии.

Тут он написал очень трогательный труд «Светлой памяти Великой Княгини Елизаветы Феодоровны», с которой он был тесно знаком в счастливые до-революционные годы в Москве. И тут же, в Иерусалиме, написал замечательное и трогательное сочинение «Русский народ и Святая Земля», наглядно показывающее до какой степени, и в противовес принятому мнению, Россия была ещё воистину СВЯТОЙ РУСЬЮ в самый канун большевицкой революции. Только подумать – пешком шли толпы народа из России! Последнее паломничество мирного времени, в 1913 году, собрало 12 тысяч паломников!

«Его никто не создавал и не поддерживал искусственно, оно органически шло из народной толщи, как родник, бьющий из недр земли», чему восхищались иностранцы-иноверцы. Так, известный французский писатель Пьер Лоти сам примкнул к этому паломничеству, которое для него представляло «победное торжество христианской веры». Помним, как Наполеон, наблюдая грандиозный пожар, зажжённый русскими, чтобы белокаменная Москва не осталась врагу, в каком-то оцепенение восклицал : «Это они сами поджигают … Какая решимость ! Какие люди !». Так и тут, Пьер Лоти, поражённый набожностью русского народа, с каким-то восторженным недоумением восклицал : «О, вера этих людей !». Да, в деле веры и любви к Родине русский человек был совершенно особым человеком

…
Другой западный учёный и писатель, англичанин Стивен Грэм,тоже примкнул к русским паломникам и прошёл с ними из Константинополя до Иерусалима и продолжил с ними обратный путь до Одессы ! «Путешествие русских крестьян в Иерусалим – пишет он в предисловии "With the Russian Pilgrims to Jerusalem" – есть наиболее замечательное явление в современной русской жизни». Особо задержало его внимание и поразила картина старика, после полуночи, клавшего нескончаемые поклоны перед иконой Спасителя. В лице этого скромного богомольца «ему казалось, что здесь стояла коленопреклоненная Россия»!

Изящество литературного пера Митрополита Анастасия, прямо вытекающее из его чуткого сердца, придаёт ещё более аромата всем этим бытовым, народным русским чертам, которые мы часто и не видим, но которые «невольно бросаются в глаза иностранному наблюдателю, вызывая в нём удивление или умиление».

Это литературное чутьё Митрополита Анастасия только ещё один аспект многогранной личности этого столпа Православия, простоявшего в течение двадцати восьми лет во главе Зарубежной Церкви и о котором в одной предыдущей статье мы давали более подробное описание всех сторон его богатой и долгой жизни.

Смеем повторить наше предложение, на которое уже многие дали согласие, о желательности возбуждения дела по подготовки прославления всех четырёх Предстоятелей исторической Зарубежной Церкви за их общий подвиг стояния в Истине и за тот, единственный верный и христианский путь, который они нам – и не только – оставили в завещание.

Не оставим же зажжённый наш светильник под спудом!

Протодиакон Герман Иванов-Тринадцатый

РУССКIЙ НАРОДЪ И СВЯТАЯ ЗЕМЛЯ

Каждый народъ есть какъ бы собирательная личность и, подобно тому, какъ отдѣльному человѣку сообщаются свыше свои особыя духовныя радованія, такъ распредѣляются онѣ рукою Провидѣнія и между цѣлыми народами. Русскому народу въ области религіозной жизни и творчества по преимуществу дано было раскрыть величіе, силу и красоту Воскресенія Спасителя, принесшаго съ Собой преображеніе всей твари. Въ теченіе вѣковъонъ съ особымъ духовнымъ восторгомъ созерцалъ возставшаго изъ мертвыхъ Христа, что не могло не отпечатлѣться на всемъ его религіозномъ міровоззрѣніи и бытѣ. Пасха искони была для русскихъ людей не только Праздникомъ Праздниковъ и торжествомъ изъ торжествъ, но и средоточіемъ всей его духовной жизни, источникомъ его нравственнаго воодушевленія и силы. Всякій разъ, когда приходила эта Царица временъ въ сіяніи своего лучезарнаго божественнаго свѣта, она подлинно, какъ солнце, озаряла и обновляла лицо русской земли. Ни одинъ христіанскій народъ не смогъ облечь свѣтлый праздникъ въ такое пышное царственное благолѣпіе, вложить столько восторга въ пасхальныя пѣснопѣнія, создать всю эту сложную симфонію красокъ и звуковъ, въ какую обычно воплощается Пасха на Руси. Тогда Церковь предстоитъ предъ вѣрующими поистинѣ, какъ «невѣста, украшенная для мужа своего». Не напрасно множество иностранцевъ собиралось обычно въ Пасхальную ночь въ Московскій Кремль — въ это сердце Россіи для того, чтобы здѣсь погрузиться въ нашу свѣтлую религіозную стихію и черезъ нее самимъ пріобщиться къ неземному блаженству. Русское православное сердце какъ бы расплавлялось и расширялось въ пасхальные дни; оно способно было дѣйствительно простить все Воскресеніемъ, простирать братскія объятія самымъ своимъ закоренѣлымъ врагамъ и вмѣстить весь міръ. Какъ нѣкоторое драгоцѣнное сокровище, пронесъ русскій народъ свѣтлую Пасхальную свѣчу черезъ всѣ вѣка и бережно хранитъ ее до нынѣшнихъ дней. Если Русь наша не напрасно нѣкогда называлась святой, если ея ликъ былъ такъ благообразенъ, душа такъ гармонична, то это былъ отблескъ Пасхи, который всегда горѣлъ въ ея сердцѣ.

Особенно ярко были озарены Пасхальнымъ свѣтомъ два великихъ праведника минувшаго вѣка. Одинъ изъ нихъ, котораго современниками были наши прадѣды, уже нынѣ прославленъ Церковью: это былъ преподобный Серафимъ. Другой — о. Іоаннъ Кронштадтскій; о немъ можно сказать, что онъ «пребывалъ и обращался съ нами Господъ Іисусъ,... и что мы слышали, что видѣли своими очами» (Дѣян. I,21; I Іоан. I,1).

Кто не знаетъ облика преподобнаго Серафима, насквозь просвѣтленнаго пасхальнымъ сіяніемъ, того «убогаго Серафима», который весь блисталъ неземною, никогда немеркнующею радостью, пѣлъ всегда въ веселіи духа «Христосъ Воскресе», съ восторгомъ обнималъ приходившихъ къ нему посѣтителей, называя ихъ «радость моя», какъ бы желая ихъ пріобщить къ своему постоянному пасхальному торжеству и влить въ нихъ ту же животворящую благодать Воскресенія, какая переполняла его собственное сердце? Подобную же печать носитъ на себѣ и приснопамятный Кронштадтскій или лучше сказать Всероссійскій пастырь о. Іоаннъ. Онъ былъ весь жизнь, весь свѣтъ, весь утѣшеніе и радость. Онъ всѣхъ звалъ на гору Преображенія, на вершинѣ которой пребывалъ самъ. «Добро намъ здѣ быти», говорилъ его восторженный взоръ, свѣтящееся лицо, его ободряющій ласковый голосъ, вся нравственная мощь и свѣтлая гармонія, которая исходила отъ его облагодатствованнаго духа. Чудный ѳаворскій свѣтъ, какой онъ излучалъ изъ себя, не только озарялъ его самого, но падалъ и на всѣхъ окружающихъ, если они вступали въ сферу его лучей.

Не потому ли русскій народъ такъ возлюбилъ обоихъ этихъ избранниковъ Божіихъ, такъ тѣснился вокругъ нихъ. желая прикоснуться по крайней мѣрѣ къ краю ихъ ризъ, что видѣлъ въ нихъ плоть отъ плоти, кость отъ костей своихъ, чувствовалъ въ нихъ наиболѣе сродную себѣ духовную стихію, что имъ дано въ наивысшей степени вмѣстить въ себя то, что было предметомъ его собственныхъ духовныхъ стремленій.

Потому же несомнѣнно для него искони особенно была близка Святая Земля, осіянная навсегда свѣтомъ Воскресенія Христова. Не насыщаясь той духовной пасхальной трапезой, какую онъ могъ найти у себя дома, русскій православный человѣкъ стремился всегда къ ея первоисточнику, т. е. къ самому Живоносному Гробу, изъ него же Христосъ Воскресе. Его желаніемъ было облобызать послѣдній не только сердцемъ, но и своими устами. Движеніе къ Святому Сіону началось у насъ очень рано, почти одновременно съ принятіемъ Христіанства.

Уже преподобный Ѳеодосій, увлеченный въ дѣтствѣ разсказами паломниковъ, возвратившихся изъ Іерусалима, воспламенился самъ мыслію посѣтить Святую Землю. Но то, что не суждено было осуществить ему, исполнилъ его современникъ — первый послѣ св. Антонія Печерскій игуменъ Варлаамъ. Въ началѣ XII вѣка мы видимъ въ Святомъ Градѣ знаменитаго игумена Даніила, который нашелъ уже у Святаго Гроба нѣсколько другихъ русскихъ поклонниковъ, прибывшихъ ранѣе его : новгородцевъ, кіевлянъ, кашинцевъ и нѣкоторыхъ другихъ. Вскорѣ затѣмъ предприняла путешествіе въ Святую Землю преп. Евфросинія Полоцкая (вмѣстѣ съ своимъ братомъ княземъ Даніиломъ), которая, какъ извѣстно, и опочила въ Іерусалимѣ.

Уже тогда выработался типъ русскаго странника богомольца, который олицетворялъ собою какъ бы всю древнюю Русь. Всегда тоскующій въ этомъ мірѣ, вѣчно жаждущій и алчущій правды, русскій народъ подобно этимъ странствующимъ поклонникамъ не имѣлъ здѣ пребывающаго града, но искалъ грядущаго, котораго Художникъ и Строитель Богъ (Евр. 11, 10). Образъ послѣдняго онъ видѣлъ въ святомъ Іерусалимѣ, градѣ Божіемъ, градѣ Царя Великаго. Все влекло его сердце въ Святую Землю — и Виѳлеемъ, Божія митрополія, и Іорданъ съ его благодатными струями, и Назаретъ воспитавшій Спасителя и благословенное Тиверіадское море и свѣтоносный Ѳаворъ, но прежде всего онъ хотѣлъ узрѣть Св. Градъ, этотъ жребій Божій, чтобы вкусить вся благая Іерусалима, обойти и обнять Сіонъ, Матерь Церквей и Божіе жилище, прильнуть устами и сердцемъ къ трепетной Голгоѳѣ и облить ее умиленными слезами и особенно поклониться Живоносному Гробу Господню, почерпнувъ изъ него благодатную струю новой жизни. Долгимъ и труднымъ путемъ шелъ русскій богомолецъ въ Святую Землю, пересѣкая лѣса, горы и равнины, переплывая моря и рѣки, терпя голодъ, зной и холодъ, подвергаясь нападеніямъ отъ «араповъ», злыхъ сарацынъ и морскихъ разбойниковъ и имѣя предъ собой только одну путеводную звѣзду, одинъ спасительный маякъ — Іерусалимъ и Гробъ Господень. И когда онъ достигалъ, наконецъ, своей завѣтной цѣли, радость его была исполнена. Онъ считалъ себя счастливѣйшимъ изъ людей, оказавшись въ Святомъ Градѣ, гдѣ празднуется вѣчная Пасха, гдѣ не смолкаетъ никогда побѣдное Христосъ Воскресе, откуда казалось такъ близко уже и до новаго небеснаго Іерусалима, этой скиніи Бога съ человѣками, гдѣ Онъ будетъ обитать съ ними и отретъ всякую слезу отъ очей ихъ, гдѣ будетъ раздаваться немолчно новая пѣснь, пѣснь вѣчной хвалы, радости и веселія (Откр. 1, 7; 21, 3, 4). Послѣ этого ему уже нечего было ожидать на землѣ ; оставалось только прочитать свое «нынѣ отпущаеши» и мирно отойти отъ земли въ горнее отечество.

Паломничество въ Святую Землю въ древности было большимъ подвигомъ. доступнымъ только героямъ духа. Но съ тѣхъ поръ какъ сдѣлались болѣе безопасными и удешевленными пути сообщенія съ Святой Землей, и особенно послѣ того, какъ соединенными усиліями Русской Духовной Миссіи въ Іерусалимѣ и Православнаго Императорскаго Палестинскаго Общества, обезпечено было все необходимое для матеріальнаго и духовнаго устройства нашихъ богомольцевъ въ Святомъ Градѣ, Іерусалимъ открылся для всѣхъ, кто желалъ прибыть сюда изъ Россіи. Могучими волнами стали приливать сюда каждый годъ ко дню Божественной Пасхи русскіе поклонники, поражая весь міръ стихійною силою этого движенія (послѣднее паломничество передъ войною опредѣлилось количествомъ 12 тысячъ человѣкъ). Его никто не создавалъ и не поддерживалъ искусственно, оно органически шло изъ народной толщи, какъ родникъ, бьющій изъ нѣдръ земли. Походъ въ Святую Землю былъ теперь не столько подвигомъ, сколько непрерывнымъ праздникомъ. Во все время долгаго пути, въ устахъ богомольцевъ не смолкали священныя пѣсни, пока они, наконецъ не достигали вожделѣннаго Сіона. Тогда для нихъ наступалъ истинный пиръ вѣры, которымъ они никогда не могли насладиться въ достаточной степени ; они подлинно жили тогда не только на землѣ, сколько на небѣ; очистивъ чувствія, они созерцали очами вѣры Христа, исходящаго изъ Гроба яко Жениха и пѣли Ему восторженное славословіе. Во все время ихъ пребыванія въ Святой Землѣ, которое длилось здѣсь цѣлыми мѣсяцами, ихъ сердце «горѣло», какъ нѣкогда у Луки и Клеопы при встрѣчѣ съ Воскресшимъ Спасителемъ. Обѣтованная земля дѣлалась для нихъ дороже собственнаго отечества, и они готовы были бы никогда не разлучаться съ нею, если бы обычныя семейныя и другія житейскія обязанности не призывали ихъ обратно въ свои отдаленные города и веси. Со скорбью и слезами покидали тогда русскіе поклонники Святый Градъ, унося съ собою изъ него двойной свѣтъ, вещественный и духовный — священный огонь въ своихъ дорожныхъ фонарикахъ и благодатное духовное пламя въ своихъ благочестивыхъ сердцахъ. Однако, они не только почерпали такъ много отъ Святой Земли, отъ ея вѣчнаго источника воды живой, но и сами давали ей нѣчто отъ себя; это были не однѣ только матеріальныя жертвы, но и тѣ духовныя цѣнности, какія они приносили съ собою.

Было нѣчто величественное и даже почти потрясающее въ этомъ зрѣлищѣ пламенной вѣры «несытой любви» и ревности къ святынѣ, въ кроткомъ смиреніи и самоотверженіи и въ чистой дѣтской радости, какія сіяли здѣсь изъ сокровищницы русской души предъ лицомъ всего христіанскаго міра. Съ прибытіемъ русскихъ богомольцевъ невольно приходилъ въ движеніе весь Святой Градъ, въ которомъ высоко поднималась тогда атмосфера религіозной жизни. Мѣсто ихъ донынѣ остается незанятымъ на этомъ подлинно вселенскомъ праздникѣ, какимъ является здѣсь Пасха, хотя въ послѣднее время замѣтно усилился приливъ въ Святую Землю православныхъ богомольцевъ изъ Греціи, Румыніи и изъ славянскихъ странъ Сербіи и Болгаріи. Отсутствіе ихъ чувствуютъ не только мѣстные православные греки и арабы, но и представители другихъ христіанскихъ исповѣданій. Тѣ изъ нихъ, кто способны были стать выше своего вѣроисповѣднаго фанатизма, всегда высоко цѣнили русское паломничество, видя въ немъ побѣдное торжество христіанской вѣры вообще.

Въ числѣ многихъ другихъ писателей Іерусалимъ посѣтилъ нѣкогда католикъ Пьеръ Лоти ; въ своихъ путевыхъ запискахъ, составленныхъ въ формѣ художественнаго дневника, онъ не могъ не отмѣтить благочестія русскихъ паломниковъ, которому посвящаетъ нѣсколько восторженныхъ строкъ.

Lundi 2 avril
«Я встрѣтилъ въ это утро (2 апрѣля) — пишетъ онъ — внѣ стѣнъ Іерусалима похороны русской паломницы ; ихъ такъ много умираетъ въ теченіе такихъ путешествій въ Палестину. Это была старая женщина, открытое лицо которой казалось желтовосковымъ, несомая другими матушками. И они шли сотнями — все пилигримы и пилигримы; повсюду старыя полинялыя платья, старыя суконныя фуражки, сѣдыя бороды мужиковъ, вся толпа неприглядная и сѣрая, но торжествующая вѣра сіяетъ въ ихъ взорѣ, они поютъ радостную пѣснь, они считаютъ ее такой счастливой, они такъ завидуютъ ей, которая умерла на Святой Землѣ. О, вѣра этихъ людей !» ("Jérusalem", Pierre Loti, p. 109).

Но особенно показательна книга англичанина Стефана Грэма— «Съ русскими поклонниками въ Іерусалимъ» ("With the Russian Pilgrims to Jerusalem"), вышедшая въ 1916 г.

Авторъ воспламенился такимъ горячимъ желаніемъ изучить это своеобразное явленіе русской религіозной жизни, что присоединился къ одному изъ русскихъ паломническихъ каравановъ и, растворившись такъ сказать въ средѣ поклонниковъ, незамѣтно совершилъ съ ними путь отъ Константинополя до Палестины, обозрѣвъ вмѣстѣ съ ними святыя мѣста и затѣмъ обратно проводилъ ихъ до Одессы. Богатый матеріалъ, добытый имъ путемъ непосредственныхъ наблюденій надъ русскими богомольцами, составляетъ содержаніе его замѣчательной книги.

Особеннаго вниманія заслуживаютъ въ ней предисловіе и прологъ, въ которомъ авторъ подводитъ итоги своихъ наблюденіи и даетъ, такъ сказать, философію русскаго паломничества. «Путешествіе русскихъ крестьянъ въ Іерусалимъ — пишетъ онъ въ предисловіи — есть наиболѣе замѣчательное явленіе въ современной русской жизни. Его исторія есть великій національный эпосъ. Событіе, о которомъ я говорю, было чѣмъ-то единственнымъ и блестящимъ для человѣческой жизни. Что бы ни случилось со мною во время моего дальнѣйшаго странствованія по міру, я имѣю мало сомнѣнія въ томъ, что даже когда я буду старъ и сѣдъ, я буду оглядываться на него, какъ на нѣчто наиболѣе удивительное, что я встрѣтилъ на своемъ пути, какъ на совершенно исключительное шествіе, въ какомъ я когда нибудь принималъ участіе. Оно было также большимъ откровеніемъ для меня. Іерусалимъ служитъ мѣстомъ разочарованія для туриста, который хотѣлъ бы чувствовать себя пилигримомъ, но здѣсь въ крестьянскомъ мірѣ открывается новый путь, "новый Іерусалимъ"».

Авторъ хорошо уразумѣлъ самую идею паломничества, которая неразрывно связана съ образомъ христіанина вообще, какъ странника и пришельца въ этомъ мірѣ. «Истинный христіанинъ — пишетъ онъ въ прологѣ — необходимо долженъ имѣть жаждущее сердце. Христіанинъ отличается именно тѣмъ, что онъ "ищетъ града". Какъ скоро мы сознательно почувствовали себя пилигримами, находящимися на пути, тогда всѣ люди и всѣ сцены около насъ получаютъ новое значеніе, мы видимъ ихъ въ правильной перспективѣ. На паломническомъ пути наше несовершенное зрѣніе попадаетъ въ фокусъ всѣхъ земныхъ феноменовъ» (стр. 3).

Всѣ бытовыя, народныя черты, къ которымъ мы слишкомъ привыкли съ дѣтства, чтобы замѣчать ихъ, невольно бросаются въ глаза иностранному наблюдателю, вызывая въ немъ удивленіе или умиленіе. Болѣе всего его поражаетъ духовная цѣльность и простая вѣра русскаго крестьянина, — черта, которую увѣковѣчилъ Толстой въ образѣ Платона Каратаева, казавшагося Пьеру Безухову вѣрнымъ олицетвореніемъ духа простоты и правды.

Съ любовію онъ рисуетъ и всю эту паломническую семью, гдѣ люди называютъ другъ друга не иначе, какъ «братъ», «отецъ», «дядя» или «дѣдушка», и отдѣльные, наиболѣе выразительные ея типы. Онъ умиляется при видѣ непрерывнаго пѣнія молитвъ и акаѳистовъ, какими было наполнено все время паломниковъ въ пути. Молитва ихъ была подлинно неусыпающей. Когда уже послѣ полуночи все смолкло на пароходѣ, онъ увидѣлъ въ трюмѣ старика, который клалъ поклоны передъ иконой Спасителя. Ему казалось, что здѣсь стояла колѣнопреклоненная Россія, «вы, я и каждый въ отдѣльности» (стр. 13).

Послѣ долгаго и труднаго путешествія, сопровождавшагося двумя штормами, паломники прибыли наконецъ въ Св. Градъ, и тогда мгновенно были забыты всѣ трудности пути. «Слава Тебѣ, Господи, слава Тебѣ», говорили богомольцы и съ «влажными глазами» шли въ монастырь (Русскую Миссію) на благодарственный молебенъ. «Что такое наши страданія послѣ Него», сказалъ одинъ «дорогой, старый дядя» изъ Тверской губерніи ("A dear old dyadya from Tver Province"). «Намъ указываютъ на трудность путешествія, но наши страданія такъ незначительны. Это благо для насъ — пострадать» (стр. 89).

Вспоминая все пережитое имъ въ обществѣ русскихъ паломниковъ, авторъ считаетъ себя счастливымъ, что совершилъ свой путь въ Іерусалимъ не съ богатыми туристами — англичанами и американцами, а именно съ простыми русскими крестьянами. «Это было желаніе сердца, геній исканія, который научилъ меня искать Іерусалимъ чрезъ Россію, который привелъ меня къ ея простому народу, живущему на большихъ открытыхъ пространствахъ, зажигающему свои свѣтильники въ маленькихъ домахъ и храмахъ» (стр. 12).
Нынѣ по попущенію Божію пресѣклась временно историческая связь, соединявшая Святую Русь съ Святою Землею. Погасъ священный огонь, принесенный нѣкогда паломниками на русскую землю, но не погасла тамъ вѣра въ Воскресшаго Спасителя. Наоборотъ, нынѣ болѣе, чѣмъ прежде, Распятая Русь съ упованіемъ взираетъ на Живоносный Гробъ, какъ на залогъ и источникъ своего воскресенія. И когда исполнится наконецъ мѣра испытанія русскаго народа и Господь услышитъ воздыханіе окованныхъ, тогда оживутъ изсохшія кости и снова дохнетъ на нихъ духъ жизни. Оживленные его дыханіемъ, тысячи русскихъ людей снова могучимъ потокомъ устремятся въ Св. Градъ, чтобы принести хвалу Христу — Побѣдителю ада и смерти, и тогда раздастся здѣсь снова многочисленнаго народа: «Аллилуія! спасеніе и слава, и честь и сила Господу нашему, ибо истинны и праведны суды Его! ...велики и чудны дѣла Твои, Господи Боже Вседержитель! праведны и истинны пути Твои, Царъ святыхъ! Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославитъ имени Твоего? Ибо Ты единъ святъ: всѣ народы придутъ и поклонятся предъ Тобою, ибо открылисъ суды Твои» (Откр. 19, 12; 15,34).

Архіепископъ Анастасій

Святая Земля, № 1, 1934 г.