Блог о.Сергия Кондакова

ПРОТ. СЕРГИЙ КОНДАКОВ: Много лет тому назад у меня состоялась доверительная беседа с митр. Ижевским и Удмуртским Николаем, во время которой он сказал: «Все первоиерархи Русской Зарубежной Церкви были святыми людьми: и Антоний, и Анастасий, и Филарет». Такое признание маститого иерарха Московской патриархии и многолетнего церковного дипломата очень многого стоит. Хотя, признаюсь, владыка позволял роскошь подобной откровенности лишь беседуя с глазу на глаз. По отношению к таким, как он, архиереям уместны слова Евангелия: «Впрочем из начальников многие уверовали в Него; но ради фарисеев не исповедовали, чтобы не быть отлученными от синагоги» (Ин. 12:41).

Митрополит Ижевский Николай (Шкрумко) и патриарх Кирилл (Гундяев).

Во время заупокойных богослужений при произнесении некоторых имен ощущается как бы весеннее веяние из селений праведных. И начинаешь понимать, что они оттуда благословляют нас. Именно эти мысли ложатся на сердце при упоминании имен Блаженнейших митрополитов первоиерархов Русской Зарубежной Церкви Антония, Анастасия, Виталия. К ним приложимы слова Священного Писания: «Блаженны мертвые, умирающие в Господе; ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними» (Откр. 14:13).

«Пастырь добрый душу полагает за овцы», – учит Спаситель. Сколько раз первоиерархи РПЦЗ являли готовность стать мучениками! Сколько раз они творили подвиги исповедничества! Эти угодники Божии были не только отцами, но и матерями для миллионов русских людей, ищущих правды и утешения. Взирая на приснопоминаемых святителей первоиерархов РПЦЗ, мы видим с вами, как должно жить, чтобы быть настоящими учениками Христа. По сути дела они стали неформальными патриархами не только Русского Зарубежья, но и всей распятой России, потому что их устами говорила сама Святая Русь. И поэтому желание многих боголюбивых душ видеть митрополита Антония (Храповицкого), митрополита Анастасия (Грибановского), митр. Филарета (Вознесенского), митрополита Виталия (Устинова) среди канонизированных святых вполне понятно и, дерзну сказать, благословенно.

Но здесь необходимо помнить, что прославление того или иного угодника Божия не означает канонизации всех его деяний. Есть только одно Солнце без пятен, один Праведник без ошибок – это Господь наш Иисус Христос. Согласно святым отцам Православной Церкви, даже святые ошибаются и порой весьма жестоко.

Свт. Василий Великий говорил о сщмч. Дионисии Александрийском:
«Я не восхищаюсь всем тем, что написано сим мужем. А есть нечто, что и совершенно не одобряю. Причина же сего, думаю, не дурная направленность души, но горячее желание противостоять Савеллию».
Прп. Иоанн Кассиан Римлянин говорит о некоторых взглядах блаженного Августина: «Даже у весьма ученых мужей есть то, что можно рассматривать, подвергая сомнению».

Мы должны четко понимать, что возможная канонизация великих авв Русского Зарубежья не освобождает нас от необходимости богословского и исторического анализа их наследия, от возможности разных точек зрения на некоторые спорные их деяния.

Например, Блаженнейший митр. Антоний (Храповицкий), этот несокрушимый адамант духа, сделавший чрезвычайно много для вселенского Православия и русского дела, в то же время порой ошибался и становился пленником некоторых расхожих заблуждений своего времени. Митрополит Антоний, уже находясь в изгнании, был противником канонизации святой Царской Семьи. Его смущали некоторые мифы, созданные врагами Царя-Мученика. Святитель не видел величия нравственного подвига святой Царицы-Мученицы Александры.

Во время же Февральской революции архиепископ Харьковский Антоний поддержал решение Святейшего Синода не поминать во время богослужений Царскую Семью. Оправдывая запрет молиться за святых Царственных Великомучеников вл. Антоний говорил:

«Когда мы получили известие об отречении от Престола Благочестивейшего Императора Николая Александровича, мы приготовились, согласно Его распоряжения, поминать Благочестивейшего Императора Михаила Александровича. Но ныне и он отрекся и велел повиноваться Временному правительству, а посему, и только посему, мы поминаем Временное правительство. Иначе бы никакие силы нас не заставили прекратить поминовение Царя и Царствующего Дома…»

«Меня спрашивают, почему я не отозвался к ожидающей моего слова пастве о том, кому же теперь повиноваться в гражданской жизни и почему перестали поминать на молитве Царскую фамилию. Отвечаю, но отвечаю по собственному почину. Представители нового Правительства со мною не видались, мне не писали и через других не передавали своих желаний. Пусть никто не думает, что это молчание, или то, что я сейчас скажу, внушено мне страхом. Ареста, которым мне угрожают некоторые ораторы на площади, я не боюсь, не боюсь и смерти. Скажу больше: я восторженно рад буду умереть за Христа. – Итак, от 28 февраля по 3 марта я ничего не говорил потому, что не знал, какова воля Государя, которому мы присягали. Имя его по-прежнему возносилось в молитвах; 3 марта стало известно, что он отрекается от престола и назначает Государем своего брата; тогда 4 марта в собрании духовенства было выработано нами поминовение Михаила Александровича как Российского Государя. Однако через час стал известен манифест об его отречении впредь до избрания его Учредительным Собранием, если таковое избрание состоится. Вместе с тем новый государь повелел повиноваться Временному Правительству… С этого момента означенное Правительство стало законным в глазах всех монархистов, то есть повинующихся своим Государям русских граждан. И я как пастырь Церкви, обязанный всегда увещевать народ свой повиноваться предержащим властям, призываю вас к исполнению сего долга теперь, то есть к послушанию Комитету новых министров и его главе – князю Львову и г. Родзянке как временной главе Государства, а равно и всем местным властям, которые были и будут утверждены упомянутым Комитетом и его уполномоченными. Мы должны это делать, во-первых, во исполнение присяги, данной нами Государю Николаю II, передавшему власть великому князю Михаилу Александровичу, который эту власть впредь до Учредительного Собрания сдал Временному правительству. Во-вторых, мы должны это делать, дабы избежать полного безвластия, грабежей, резни и кощунства над святынями. Только в одном случае не должно ни теперь, ни в прошлом никого слушать – ни Царей, ни правителей, ни толпы: если потребуют отречься от веры, или осквернять святыни, или вообще творить явно беззаконные и греховные дела. Теперь второй вопрос: почему не молимся за Царей? Потому, что Царя у нас теперь нет и нет потому, что оба Царя от управления Россией отказались сами, а насильно их невозможно именовать тем наименованием, которое они с себя сложили. Если бы Царь наш не отказался от власти и хотя бы томился в темнице, то я бы увещевал стоять за него и умирать за него, но теперь ради послушания ему и его брату, мы уже не можем возносить имя его, как Всероссийского Государя. От вас зависит, если желаете, устроить снова Царскую власть в России, но законным порядком, через разумные выборы представителей своих в Учредительное Собрание. А какой это будет законный порядок выборов, о том решат, уже не мы духовные, а Временное Правительство». (Пастырь и паства. Харьков, 1917. № 10. Часть неофиц. С. 279–281.)

Владыка Антоний утверждал, что Царь освободил своих подданных от присяги. Но разве отреклись от царского достоинства святая Императрица Александра Федоровна, вдовствующая Императрица Мария Федоровна? Разве Россия еще юридически не была монархией? Разве, просто руководствуясь евангельскими нормами, не нужно молиться за гонимых, тем более, если среди них женщины и дети? Неужели почтенные архипастыри не понимали, что совершают хамство вселенского масштаба, что их прошлые поцелуи Царя превратились в иудины лобзания; что народ в результате их действий получил наигнуснейший урок безнравственности и бездуховности? Увы, сегодня мы можем определенно сказать: не понимали. Все находились как бы под гипнозом антицарской лжи и своей гордыни.

Святейший Синод, изменивший Царю-Мученику.

Получившие благословение на революцию солдаты.

Но надо отдать должное: именно митр. Антоний (Храповицкий) сумел в изгнании создать такую церковную организацию, где сохранилась преемственность с дореволюционной имперской Русской Церковью, где хранились традиции исторической России и собирались те люди, для кого было понятно, что без покаяния за грех предательства Царя у России нет будущего. Не случайно любимец и духовное чадо митр. Антония (Храповицкого) свт. Иоанн Шанхайский, чудотворец, стал пророком покаяния и великим ревнителем памяти последнего Государя и всей его святой Семьи.

ПРОТ. МИХАИЛ КАРПЕЕВ: Искренние православные христиане, неравнодушные к делу спасения, всё чаще обращаются к памяти выдающихся отцов прошедшего столетия. Безусловно, среди них особо выделяется личность духовного гиганта, богослова и философа, первого кормчего зарубежной части Российской Поместной Церкви митрополита Антония (Храповицкого). Вполне справедливо, что раздаются голоса в пользу церковного прославления этого аввы. Всякий, углубившись в историю его жизни и вкусив от плодов богословского наследия владыки Антония, не сможет сдержать своего восхищения.

Митрополит Антоний (Храповицкий).

Однако, как человек, живший в этом падшем мiре, в силу ограниченности, он тоже мог ошибаться. И среди таких досадных ошибок особенно выделяется работа великого митрополита «Догмат искупления».

Книга "Догмат искупления".

Накануне возможного прославления во святых митрополита Антония (Храповицкого) необходимо без ложного стыда честно дать ответ на эту пререкаемую работу, не для того, чтобы как-то унизить память приснопамятного аввы, а для того, чтобы заранее дать ответ возможным противникам выдающегося митрополита. Ведь прославление во святых кого бы то ни было не означает признание всего без исключения его жизненного наследия, чему мы можем найти множество примеров в истории Церкви. Только один Христос безгрешен. Прославляя человека как святого, Церковь, в лице своих верующих, раскрывает путь жизни христианина, который привёл его, как мы веруем, в Царство Небесное, где его душа предстательствует перед Богом за нас грешных.

Фреска "Все святые".

Публикуя здесь критику одного труда митрополита Антония, мы нисколько не сомневаемся в его святости и уж тем более богословской образованности, но хотим лишь показать, что жизнь не так проста, как порой изображается в житийной литературе.

Предлагаемая ныне критическая статья принадлежит иеромонаху Серафиму (Роузу), другому выдающемуся богослову и публицисту Русского православного зарубежья. Однако хочу заметить, что отмеченные о. Серафимом критики митрополита Антония, принадлежавшие к Московской патриархии, вольно или невольно запятнали свой авторитет не только вынужденным сотрудничеством с безбожной властью, но и откровенной ложью, когда говорили, что в СССР Церковь живёт полной жизнью.

Иеромонах Серафим (Роуз) в своей келье.

ОБ ОПАСНОСТИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ СРЕДИ ПРАВОСЛАВНЫХ КРЕСТОБОРЧЕСКОЙ ЕРЕСИ.

Докладная записка иеромонаха Серафима (Роуза) епископу Нектарию Сэаттлийскому по поводу нового учения митрополита Антония (Храповицкого). Под общей редакцией игумена Германа (Подмошенского) была написана на английском языке. Русский текст Вячеслава Марченко. Консультант перевода Ричард (в крещении – Фома) Бэттс.

Содержание:

1. Вступление.
2. Критика учения митрополита Антония.
А. Неточность.
Б. Нечто новое.
В. Гефсиманский страх смерти.
Г. “Сострадательная любовь”.
Д. Кресту дано второстепенное место.
Е. Благодать Божия.

1. Вступление.

1. Митрополит Антоний, безусловно, великая церковная личность, но должен быть понят прежде всего как пастырь. Богословие у него на втором месте и исходит из его пастырской мысли и чувства. Он стремился догматику оживить, сделать ее неотвлеченной, говорил о переложении догматов в термины “нравственного монизма”, что иногда ему удавалось, а иногда и нет. У него было великое сострадательное сердце, но когда он стремился перенести эти чувства в богословие, то ему не всегда удавалось, что иногда вызывало ожесточенные возражения. Его толкование “Догмата Искупления” является причиной серьезного разногласия; с другими его мыслями если и не соглашались, то не называли ересью.

2. “Догмат Искупления” в переложении владыки митрополита Антония критиковался, но большое смущение поднялось с 1925 года, когда митрополит Евлогий [(Георгиевский)] предложил и получил одобрение Св. Синода заменить в школах катехизис митрополита Филарета [(Дроздова), святителя Московского] катехизисом митрополита Антония, содержащий новое учение об искуплении. Это вызвало негодование, которое исходило от самой выдающейся и святоотечески мыслящей иерархии заграницей, в частности – от ведущего члена Синода, иногда возглавлявшего его, а также известного своей подвижнической жизнью архиепископа Феофана Полтавского.

Епископ Феофан Полтавский.

Из-за его возражения сам митрополит Антоний потребовал не делать его катехизис официальным, и “Догмат Искупления” остался до сих пор частным мнением митрополита Антония, а не официальным учением Зарубежной Церкви – пока что.

На тему этого “догмата” существует огромная литература, большей частью не в пользу учения митрополита Антония. Выдающиеся иерархи и богословы отзывались резко против учения митрополита Антония, оставаясь сами преданными и горячо любящими самого митрополита Антония, как например:
Митрополит Анастасий – враждебно относящийся как к ереси.
Архиепископы Феофан Полтавский, Серафим Богучарский (Соболев) – русский в Болгарии.

Святитель Серафим (Соболев).

[Архиепископ Феофан составил серьезное сочинение, которое было запрещено к печати Синодом, по сю пору не опубликованное полностью (с подробным обзором этого труда можно познакомиться в книге Ричарда (Фомы) Бэттса и Вячеслава Марченко “Духовник Царской Семьи, святитель Феофан Полтавский, Новый Затворник”, изданной Братством преп. Германа Аляскинского и Валаамским Обществом Америки в Москве). За этот труд святитель Феофан был изгнан из Синода приверженцами митр. Антония. Он уехал и тихо жил в пещерах во Франции. Его лишили даже погребения архиерейским чином. Архиепископ Серафим составил особое исследование, одобренное Болгарской Церковью.]
Архиепископ Виталий (Джорданвилльский, † 1960), открыто называвший учение митрополита Антония ересью.

Архиепископ Джорданвилльский Виталий (Максименко).

Архиепископы Тихон Сан-Францисский, Иоасаф Канадский, Феодосий Бразильский, Афанасий Аргентинский, Савва Австралийский и Андрей Рокландский (отец Адриан Рымаренко в миру).
Архиепископ Леонтий Чилийский, тоже называвший ересью, еще по России (где в Киеве в храмах происходили сцены протеста против этого лжеучения).

Архиепископ Чилийский Леонтий (Филиппович).

Епископы Савва Эдмонтонский и Канадский и Нектарий Сеаттлийский.
Протопресвитер Михаил Помазанский.
Профессор И.М.Андреев, профессор И.М.Концевич.

Профессор И.М. Андреев.

Профессор И.М. Концевич.

Афонский великий Старец академик Феодосий Карульский, написавший самому митрополиту Антонию целое сочинение (сгоревшее на Карули, на Афоне).
В печатных изданиях (найденные на первых порах):
Прот. Василий Бощановский “Критика катехизиса м. Антония”, “Р. Пастырь”, 1926, Сербия.
Архиепископ Иоанн (Максимович) “О чем молился Христос в Гефсиманском Саду”, Церковная Жизнь, № 4, 1938. Хотя там нет упоминания митрополита Антония, но по сути является попыткой исправления ошибок его любимого аввы, митрополита Антония, уже после смерти его.
Послание-протест афонских монахов “По поводу брошюры м. Антония “Догмат Искупления”, 1931.
Архимандрит Константин “Блаж. митр. Антоний”, Православная Русь, № 10, 1963, Джорданвилль.
Прот. Георгий Флоровский “Пути Русского Богословия”, 1938 г., Париж [очень серьезная критика, вскрывающая отчужденность митр. Антония от православной патристики].
Московская Патриархия осудила это учение официально, обстоятельно разработав, при участии митрополита Елевферия и архиепископа Вениамина (Федченкова) (лично близкого митр. Антонию) Западно-Европейских.

Митрополиты Вениамин (Федченков) и Елевферий (Богоявленский).

2. Критика учения митрополита Антония.

А. Неточность.

У самых доброжелательных критиков поднимается вопрос не о ереси, а о неточности; богословие его не продумано до конца, не последовательно. Вопрос о ереси поднимается тогда, когда его критики стремятся сделать его ответственным за каждое его выражение и когда ставят его выше всех свв. Отцов Церкви, ибо в некоторых пунктах учение митр. Антония противоречит Отцам явно. Богословствование его иногда близко к экспрессионизму. Почти все, кроме самых абсолютно преданных, соглашаются, что его “догмат” очень не точен. Хотя митрополит Антоний и любил говорить о возвращении к первоисточникам и Отцам Церкви и т.д., но, как особенно явствует из его “догмата”, здесь он не верен этому: он принадлежал скорее к литературной интеллигенции, чем к святоотеческой ориентировке, как оптинские Старцы и т.д. Сравнить можно хотя бы с его увлечением “старцем Зосимой” Достоевского, где явно противоречие и несоответствие православной аскетике (напр.: “целуй землю”, “ищи восторгов” и т.д.).

Б. Нечто новое.

Догмат митрополита Антония есть нечто “оригинальное”, не имеющее поддержки по всем пунктам ни у одного св. Отца Церкви.
Архиепископ Гавриил, защищавший учение митрополита Антония, говорит (Том 5, “Жизнеописание митрополита Антония”):

1. “Значение сего (Гефсиманского) подвига выяснено вполне впервые [!] в богословской науке” (стр. 160). Почему же все св. Отцы в продолжение всех веков не думали об этом?!

2. “Митрополит Антоний подходил к делу с другой стороны, с которой не подходили св. Отцы (о Гефсиманских Страданиях) – со стороны мучений Христа душевных, потому и заключения у него имеются такие, которых нет прямо у св. Отцов (стр. 171). На это можно привести слова св. Викентия Леринского из Послания митрополита Филарета (Нью-Йоркского) к архиепископу греческому Иаковосу против модернизма 1969 года: “Истинно православным является то, что веровалось Церковью всегда, всеми и повсюду”.

3. “Митрополит Антоний подчеркивает только то, что в его исследовании является новым для богословия” (стр. 173). Зачем искать новое, ибо этим как раз занимаются разрушители православия – модернисты и экуменисты, как этот же самый архиепископ Иаковос? Тут видно, что сам митрополит Антоний не вполне избавился от схоластического рационального влияния [против которого он так боролся!].

4. “Взгляд митрополита Антония на жертву ветхозаветную новый в науке” (стр. 174). О жертве существует ясное учение у всех свв. Отцов, и здесь нет места для нового понимания.

5. “Митрополит Антоний подходит к делу и к учению о жертве Христовой с иной, неотмеченной Отцами стороны” (стр. 174). Неужели свв. Отцы не додумались?!

6. “Митрополит Антоний подчеркивает почти незамеченный до него внутренний смысл Гефсиманской пачеестественной молитвы Богочеловека” (стр. 175). Разве можно допустить, что никто из свв. Отцов не понял внутренний смысл Гефсиманской молитвы, как только митрополит Антоний?!

В. Гефсиманский страх смерти.

Весь “Догмат” базируется на новом истолковании Священного Писания: что Гефсиманские страдания Спасителя были НЕ выражением у Спасителя человеческого страха. Владыка митрополит Антоний пишет: “Должно опровергнуть ходячее представление о Гефсиманской молитве Христовой, – как будто бы внушенной Ему страхом предстоящих телесных страданий и смерти. Это было бы крайне недостойно Господа” (“Догмат Искупления”, том 8, стр. 109). Архиеп. Никон пишет (том 5, стр. 106): Эта ошибка вошла в человеческую богословскую мысль и осталась никем незамеченной в течение веков до владыки Антония” (стр. 106). Но святые Отцы приводят как раз это как классический пример человеческого естества Спасителя. Вот, что они говорят.

1. Св. Иоанн Дамаскин: “Перед спасительным Своим страданием Он должен был пить чашу как человек, а не как Бог. Посему, как человек хочет, чтобы миновала Его чаша. Это были слова естественной боязни” (“Точное изложение Православной веры”).

2. Св. Афанасий Великий: “Человеческая по немощи плоти стремится отклонить страдания” (“О явлении во плоти Бога Слова”).

Свт. Афанасий Великий.

3. Св. Иоанн Златоуст: “Он произносит слова немощи, чтобы показать, что Он облечен таким естеством, которое боится смерти” (Творения, том. 6).

Свт. Иоанн Златоуст.

4. Преп. Ефрем Сирин: “Сказал это по причине немощи. Смущение пред предстоящей смертью напало на Него для того, чтобы явно сделалась Его природа” (Толкование на 4-е Евангелие, стр. 239).

Прп. Ефрем Сирин.

5. Также писали свв. Григорий Нисский, Амвросий Медиоланский, Лев Папа Римский, Симеон Новый Богослов (Слово 39, 5) и др.

Г. “Сострадательная любовь”.

1. Центр тяжести или момент искупления переносится с Голгофы в Гефсиманию.

Христос в Гефсиманском саду.

а. “Дело искупления, подвиг сострадательной любви,” – так выражено у владыки митрополита Антония в его “Догмате Искупления”, т. 5. Отец Михаил Помазанский пишет: “Первая неточность: сострадать естественно по отношению к кающемуся грешнику. А той части человечества, которая живет преступно и отрицает покаяние, как можно сострадать? Можно о ней страдать, страдать за нее, за ее слепоту и преступность, а не с нею, когда сама она и не думает страдать”.

Протопресвитер Михаил Помазанский.

б. “Но вот пришла ночь искупления” (том. 6, стр. 95). Вот перенос с Голгофы в Гефсиманию, что чуждо Церкви. Если свв. Отцы говорят о моменте, что это Голгофа, на Кресте и днем, так что тогда написано: “солнце лучи своя потаило” (кондак 9-го часа), и богослужебные тексты теряют свою силу и значение, ибо противоречат. От внедрения модернизма в сердце Православия “мы защищены литургическим богословием,” – говорит отец Михаил Помазанский. А принятие “догмата” открывает дверь менять тексты богослужебные, якобы оскорбляющие своим антисемитизмом, чего уже давно добились иудеи в новостильной греческой Церкви. Вот и сострадательная любовь к врагам! Сам Спаситель сказал на Кресте: “Свершилось”; а не в саду!

2. У митрополита Антония душевные муки отделены от телесных мук и отождествлены с искуплением. А все свв. Отцы не делают такого разделения, ибо у Спасителя два естества “нераздельно, неслиянно”. Тут рационализм, схоластическое отделение.

Д. Кресту дано второстепенное место.

а. “Господни распятие и смерть не являются лишенными значения для нашего спасения, ибо, умиляя людей, они открывают им хоть некоторую часть искупительной жертвы (“Догмат Искупления” II, стр. 112). Снисходительное отношение ко Св. Кресту противоречит богослужебным текстам. Хула.

б. “Телесные муки и смерть Христова нужны прежде всего для того, чтобы верующие оценили силу Его душевных страданий” (“Догмат Искупления” II, стр. 3). Рационализм. Значение Св. Креста – нечто сентиментальное.

в. “Телесные (муки) служат выражением душевных” (том 5, стр. 175). Это НОВОЕ учение, что душевные муки являются нашим искуплением, а телесные – лишь выражением этого.

г. “Телесные страдания нужны для того, чтобы людям очевиднее была Его любовь к нам, ибо душевные страдания понимают не все” (том 8, стр. 55). Тут разделение православных христиан на две категории – масса и элита, которая не нуждается в Кресте [ученое монашество]. Похоже на тайное общество масонов. Против всего этого – все свв. Отцы, богослужения, Литургия. Все ставят центр на Голгофу. Вообще это очень похоже на западных протестантских писателей его времени – Эллен Уайт (основательница “Адвентистов седьмого дня”) и других.

Е. Благодать Божия.

Богословская неточность в понимании божественного и человеческого естества Спасителя. В Катехизисе говорится: “Как именуется сила Христовой любви, помогающая нам бороться с грехом?” Ответ: “Благодатью Божиею”. Но так как эта Христова любовь по учению митрополита Антония более всего выражается в Гефсимании (пот, страдания, агония, горькие муки) и это страдание даже является нашим искуплением, то благодать исходит из человеческого естества Христова – и это ересь, ибо все свв. Отцы учат, что Божественное естество не страдает. Св. Иоанн Дамаскин пишет: “Божество, будучи бесстрастным, не страдало вместе с телом” (“Точное изложение Православной веры”, кн. 3, XXVI).
Единственный выход, чтобы не называть митрополита Антония еретиком, – следует сказать, что он не точен в богословии и не распространять его лжеучения. Защищать этот “догмат” – значит идти против святых Отцов Церкви.
– иеромонах Серафим (Роуз), 1973.

Голгофа.

ПРОТ. АЛЕКСАНДР МАЛЫХ: В течение XVIII-XIX веков русская богословская мысль оказалась подвержена сильному влиянию протестантизма и католичества. Многие отечественные подвижники благочестия и богословы осознавали это и вот во второй половине XIX века в русском богословии наметилось направление, которое вдохновлялось благой целью – освободить отечественное богословие от западной схоластики, чтобы оно стало не сухой наукой, а учением, вдохновляющим жить во Христе. Самыми видными представителями этого направления в русской богословской науке конца XIX – начала XX веков стали архиепископы Антоний (Храповицкий) и Сергий (Страгородский). Несмотря на то, что впоследствии пути их кардинально разошлись, в этой области они были единомышленниками. Однако бывает так, что в стремлении избежать одной крайности человек впадает в другую. Я не берусь утверждать, что именно это случилось с владыкой Антонием, но всё же ввиду того, что были авторитетные критики его учения, необходимо по крайней мере «Догмат искупления» митр. Антония не канонизировать вместе с ним, считая его частным мнением приснопамятного владыки.

Одним из самых ранних критиков этих двух видных архиереев Русской Церкви в начале XX века был не кто иной, как будущий сщисп. Виктор, еп. Глазовский, а тогда настоятель Свято-Троицкого Зеленецкого монастыря в сане архимандрита. Он в 1912 году под псевдонимом «Странник» написал статью «Новые богословы» в № 16 старообрядческого журнала «Церковь». Она начиналась так:

Свт. Виктор (Островидов).

«В Русской Церкви недавно создалось новое богословское направление, причиной возникновения которого послужило стремление как-либо оживить в сознании верующих мертвую богословскую науку, освободив само Христианское вероучение от его малопонятности, формальности. Главными созидателями школы этого направления являются архиепископы Антоний (Храповицкий) и Сергий (Страгородский), ученые труды которых, будто бы, можно считать возрождением подлинного святоотеческого учения.

«Нужно, – говорят богословы нового направления, – чтобы все теоретические положения Христианской религии, все ее догматы, которые теперь кажутся лишь безразличными метафизическими тонкостями, получили бы для верующего глубокий полножизненный практический смысл. И пока мы не покажем теснейшей связи между всеми догматическими истинами православной веры и добродетельной жизнью, нам не удержать и не возвратить в церковь рассеивающиеся чада ее».

Согласно сему своему желанию, богословы действительно пытаются показать, что догматы Христианского вероучения нужны для жизни человека не потому, что в совокупном содержании их дана миру великая истина Божьего спасения мира, а потому что каждый из них, будто бы, может служить в качестве начала возбуждающего и укрепляющего в человеке его инстинктивное влечение к добру. Отсюда у преосвященных богословов являются потуги мысли отыскать какие-либо «нравственные идеи», заключающиеся в догматах Церкви, и тем показать, так сказать, жизненную необходимость сих догматов в деле нравственного развития человека.

Помимо этой кажущейся отвлеченности и безжизненности православного учения возмущает дух новых богословов еще и привнесение в само дело спасения человека некоторого механического, сверхъестественного элемента, как чего-то мертвого по отношению к жизни человека, помимовольного.
Сверхъестественное начало, будто бы, уничтожает значение за личным произволением самого спасающегося человека, и, подменяя его жизненный нравственный подвиг каким-то магическим действием над человеком, тем неизбежно разрушает и само спасение, которое тождественно нравственному совершенству. Этот-то магический элемент, особенно заметный в учении о святых таинствах Церкви, и составляет, по мнению новых богословов, в собственном смысле заблуждение Запада, только случайно привнесенное в вероучение Церкви.

Между тем, по их новым богословским соображениям, ничто помимовольное, сверхъестественное не может иметь места в деле спасения человека, а в самом Христианском вероучении все действительно истинное должно клониться лишь к одной цели: укреплению нравственной самодеятельности человека. Отсюда естественно для новых богословов вытекает ненужность, непригодность некоторых святых таинств Православной Церкви, как не соответствующих вышенамеченной цели, например: брака, елеосвящения и других. Отсюда, говоря скромно, странность для их сознания и той основной проповеди Христианства, что только крестная смерть Христа, сама в себе, несет человеку очищение грехов его и что святое крещение в смерть Христову действительно дает крещаемому мгновенное истинное возрождение, делая его сонаследником Христу.

Оказывается, по мнению новых богословов, ни страдания, ни сама смерть Богочеловека не имеют никакого самоценного независимого значения для спасения человека, а есть лишь простое свидетельство любви Бога к человеку. Спаситель мира превращается в «свидетеля», а необходимую причину страданий «свидетеля», по новому богословию, можно полагать в том, что для самого человека нелегко привыкнуть делать добро, и для него необходимо нужно всегда иметь пред глазами своими готовый идеал страданий за добро, чтобы черпать из него себе силу. Оставив пока богословские труды архиеп. Антония, главная мысль которого нами сейчас точно указана, и о которых сами профессора-рецензенты замечают, что у архиеп. Антония есть много оригинального, что «невеждам» может показаться новшеством и разрушением учения Церкви, – мы остановимся теперь на учении архиеп. Сергия о святом таинстве крещения».

Далее в остальной, большей части статьи автор критически разбирает учение митр. Сергия об этом таинстве.

Эти свои критические взгляды свт. Виктор сохранил и в дальнейшем. В январе 1928 года в Вятском губернском отделе ОГПУ он подвергся допросу, во время которого письменно разъяснил свое отношение к политике митр. Сергия (Страгородского). В них он упоминает и о митр. Антонии. Что эти ответы действительно выражали точку зрения свт. Виктора, подтверждает то, что впоследствии, на свободе, до своего очередного ареста он воспроизвел эти ответы, знакомил с ними интересующихся, давал переписывать и таким образом они стали ходить в среде иосифлян. Впоследствии они были изъяты органами ОГПУ у одного из них, находились в архивах ФСБ РФ и в 2006 году были опубликованы священником Александром Мазыриным в «Вестнике ПСТГУ».

Свт. Виктор писал, отвечая на вопрос о его отношении к «Декларации»:

««Воззвание» есть удаление от истины Спасения. Оно смотрит на спасение как на естественное нравственное совершенствование человека (языческое философское учение о спасении), а для осуществления его, безусловно, необходима внешняя организация. По моему мнению, это заблуждение, которое я обличал в лице Митрополита Сергия и известного Антония Храповицкого еще в 1911 году, предупреждая, что они этим своим ЗАБЛУЖДЕНИЕМ ПОТРЯСУТ Церковь Православную. Это мною высказано было в статье «Новые богословы», напечатанной в старообрядческом журнале «Церковь» и подписанной псевдонимом «Странник». Они знали, кто это напечатал, и нерасположение их я долго на себе испытывал. В силу этого своего заблуждения, они не могут МЫСЛИТЬ Церковь без внешней организации, а так как власть СССР, как гражданская политическая организация, в этих отношениях для них не приемлема (стесняла их внешнюю различную деятельность, умаляла внешнее их положение), то вполне возможно и их противодействие этой власти; а потом они раскаялись в этом, сознали свою ошибку, или, вернее, БЕЗПОЛЕЗНОСТЬ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ.

Лично я вырос среди простого народа (сын дьячка) и всю свою жизнь провел среди простого народа – в монастырях; как народ верует, так верую и я, а именно: мы веруем, что спасение во Христе Иисусе Благодатию Божией; эта Благодать Божия присуща только Православной Церкви и преподается нам через Св. Таинства, и что сама Церковь есть Дом вечного благодатного спасения от сей жизни-погибели, а не внешняя какая-либо организация политическая. Как благодатный Союз верующих, Церковь может не иметь и не должна иметь никакой политической организации среди своих членов (католическая церковь учит иначе), которые как граждане имеют одну общую для всех политическую гражданскую организацию, по которой они находятся в зависимости от гражданской власти».

Как видим, разногласия между свт. Виктором и вл. Антонием были серьезные, а в учении митр. Сергия о спасении он видел истоки сергианства. Если принять во внимание то, что критически воспринимали учение митр. Антония виднейшие представители РПЦЗ, то мы еще более убедимся в том, что учение Блаженнейшего митр. Антония об искуплении весьма спорно и может считаться лишь частным мнением этого выдающегося архипастыря Русской Зарубежной Церкви.