Блог о.Сергия Кондакова

Первый Всезарубежный Собор. 1921 год

Прот. Сергий Кондаков: Признаюсь, что я даже в страшном сне не мог себе представить сегодняшнюю ситуацию, когда собратья-священнослужители, принадлежащие к Русской Зарубежной Церкви, будут жестоко критиковать нас за то, что мы хотим быть верными Белой идее. Можно понять, когда это делают на всё готовое перевёртыши из МП или представители печально известного Киевского патриархата. Но когда зарубежники отвергают то, чем всегда жила Зарубежная Церковь, это, действительно, страшно.

Прот. Михаил Карпеев: Если позволите, то я приведу несколько показательных примеров того, как некоторые клирики Русской Зарубежной Церкви относятся и к русскому народу в целом, и к историческому флагу России — флагу, под которым воевали с безбожниками и сепаратистами-социалистами белые воины, духовно окормляемые отцами-основателями РПЦЗ.

Не так давно у меня состоялась переписка с протоиереем Олегом Мироновым из Канады. Я не собирался выкладывать одно из его писем для открытого чтения, пока сам о. Олег на «Интернет-соборе» не разместил свои комментарии, в которых есть следующие слова: «...Если не бороться с одной идеологией при помощи другой, а выдавливать из себя всякую идеологию, в том числе и великорусскую и малорусскую, то и никаких противоречий на этой почве не будет. Вся эта болтовня, что про великий триединый, что про великий единый народ, с евангельской точки зрения и не хрен и не редька, а непонятно что...», и: « Я про это ваше понимание и говорю, при котором Церковь держится «русскостью», эллинизмом и тому подобным идеологическим мусором, а не Петровым исповеданием».

Тем самым о. Олег дал мне моральное право на то, чтобы я опубликовал его письмо, поскольку здесь то же самое настроение.

Итак, письмо о. Олега: «Я совершенно ясно написал, что сняли мы именно российский триколор по просьбе наших прихожан, многие из которых были иподиаконами у митр. Виталия и арх. Иоанна в числе прочих. Мне лично кажется, что в церкви хватает хоругвей, а поговорить о российской символике подробнее я предпочту после суда где-нибудь в Гааге над организаторами терактов типа сбитого Боинга. Я служил 2 года на подобном комплексе (С-300), разрисованном флажками СССР, а потом РФ. Вот там им самое и место».

Прот. Сергий Кондаков: Когда я услышал об иподиаконах свт. Иоанна, вынесших российский флаг, мне пришла мысль: «А ведь среди учеников Христа тоже нашёлся предатель!» Что ж, место Иуды никогда не пустовало. Тем более оно не будет пустовать в наше апостасийное время. А ведь этот флаг сохраняли как святыню многие поколения членов Русской Зарубежной Церкви. Какая измена!

Прот. Михаил Карпеев: Ещё более радикальные комментарии оставляет на своей страничке в Фейсбуке, открытой для всех, священник РПЦЗ Андрей Трачук. Там начинается самая настоящая антирусская вакханалия.

Вот некоторые комментарии о. Андрея (орфографию не исправляем): « И разве с таким контенгентом можно о чем-нибудь договорится? У нее челюсть русскоязычная и все тут», - это по поводу женщины, которая не хочет говорить по-украински.

А вот как этот священник РПЦЗ поздравляет читателей своей станицы с днём украинского флага: «Усіх українських (руських) патріотів та людей доброї волі, поздоровляємо зі святом українського Прапора!» Далее следует изображение сине-жёлтого флага современной Украины, и продолжение уже на русском языке: «Намного правильней даже Брауншвейский. А пару дней назад был день Российского флага, точнее штандарта одного из монгольских улусов. История любит такое вытворять».

Свящ. Александр Малых: Умник! Откуда он это взял?

Прот. Сергий Кондаков: Думаю, ясно, как поступили бы с ним орлы генерала Врангеля.

Прот. Михаил Карпеев: Там же читаем анекдот, восхитивший этого клирика Российской Церкви: « - Мама, как правильно, рассизм или россизм?
- Сынок, если ты не любишь негров, то это рассизм, а если ненавидишь весь мир, то это россизм» (Орфография остаётся такой, какая она на страничке о. Андрея).

В Живом Журнале общины, настоятелем которой является прот. Олег Николаев, клирик Русской Зарубежной Церкви, размещена публикация, в которой, между прочим, есть такие слова: «...Возможно, они завидовали Славянску, куда пришли править железной рукой Пономарев, Гиркинд, возможно у многих из них на стенах висел портрет фюрера и трехцветная тряпка государства прокаженных...»

Критических комментариев самого о. Олега на это высказывание вы там не найдёте.

Неужели это дух Русского Зарубежья? Очевидно, что нет. Духовенство РПЦЗ в своё время выгодно отличалось от «официальных» церквей именно Евангельской чистотой и верностью Православию, с непрестанной молитвой за Россию. И мы знаем, что и сейчас многие священники нашей Церкви стараются сохранить это драгоценное сокровище.

Свящ. Александр Малых: Во времена Советского Союза западная пресса постоянно смешивала понятия «советский» и «русский», но РПЦЗ настаивала на том, что это противоположные понятия, защищая доброе имя русского человека во всём мiре. Сейчас мы видим, что некоторые священники РПЦЗ присоединились к этому русофобскому хору.

Прот. Сергий Кондаков: Недавно к нам обратился митр. Агафангел со следующим вопросом: «Я прочитал у о. Сергия Кондакова и, честно признаюсь, удивился: "Но у нашей Русской Зарубежной Церкви есть особая миссия — хранить святую Белую идею христолюбивых вождей и воинов, непобеждённых борцов с красным зверем. Это не мы выдумали, это правда великих отцов-основателей РПЦЗ.

Этому были всегда верны наши великие первоиерархи митр. Антоний, митр. Анастасий, св. митр. Филарет, митр. Виталий. Об этом говорят и документы, принятые соборным разумом нашей Церкви в лучшие её годы" (kondakov.ws/blog/Ne-otstupim-ot-russkogo-puti).

Я об этой миссии "хранения святой Белой идеи" никогда не слышал. Можете ли вы указать конкретно, где "Об этом говорят и документы, принятые соборным разумом нашей Церкви в лучшие её годы"? Это вопрос важный, поэтому прошу ответить».

Что ж, поспешим ответить. Вспомним Послание Мiровой конференции от имени Русского Всезаграничного Церковного Собора (1922 год), на котором были представлены прежде всего белые участники сопротивления большевизму и петлюровскому сепаратизму. В нём говорится следующее: «Завоеватели-большевики казнили сотнями тысяч русских людей, а теперь миллионами морят их голодом и холодом: где было слышно, чтобы интересы овечьего стада представляли собою его истребители — волки?

Если бы спросить еще не растерзанных волками овец, чтобы они желали для своего благополучия, то в ответ послышался бы один дружный вопль: уберите от нас волков.

Так было бы, если бы овцы могли говорить; так оно и есть с русским народом, который до того забит и терроризирован, что не может поднять голоса и лишен физической возможности дать себя услышать просвещенной Европе и всему миру.

Однако, такого общего голоса не лишена трехмиллионная русская эмиграция, которая тоже есть подлинный народ русский, выступивший в свое время с оружием в руках на защиту своего отечества на всех его окраинах в рядах Добровольческих Армий, или присоединившийся к их работе в звании духовных пастырей, учителей, докторов, сестер милосердия и т. д., и повлекший за собой свои семьи.

Сверх того, среди эмигрантов целые полки и даже дивизии доблестных казаков и даже тысячи верных совести калмыков-буддистов.

Вот эта-то эмиграция, в которой воплотились и интеллект и активная воля русского народа, объединилась за границей из трех, и даже четырех, частей света на церковном Соборе в Сербии в Сремских Карловицах в полном составе своих иерархов и в числе выборных представителей от каждой значительной колонии в ноябре истекшего года».

Вот, кто стоял у истоков нашей Церкви! Несгибаемые борцы за единую и неделимую Россию!

Когда раздавались возмущённые голоса о том, что Собор занимается политической борьбой и вопрос восстановления монархии не является церковным, митр. Антоний (Храповицкий) возражал: «Вопрос династии не политический, а чисто церковный, ибо отвергать этот вопрос — значит отвергать существующие, никем не отменённые основные законы, соглашаться с так называемыми «завоеваниями революции», то есть одобрять низвержение Государя с Царственной династией, уничтожение русского народа и вместе с тем подвергать народ русский кровопролитию и ужасам бонапартизма и самозванщины. Вопрос этот моральный, нравственный и, следовательно, чисто церковный».

Поэтому в послании Первого Всезаграничного Церковного Собора 1921 года говорится о необходимости восстановления православной царской власти в России. Об этом же говорится во втором послании Собора к чадам Русской Церкви в рассеянии и изгнании сущим: «И ныне пусть неусыпно пламенеет молитва наша — да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли;

да даст защиту вере и Церкви и всей земле Русской и да осенит Он сердце народное; да вернёт на всероссийский престол Помазанника, сильного любовью народа, законного православного Царя из дома Романовых».

От этих слов Русская Зарубежная Церковь никогда не отказывалась, ибо без верности Белому делу не мыслили себя великие святители нашей Церкви и лучшие представители их паствы.

Блаженнейший митр. Антоний (Храповицкий) в начале 1930 года обратился с посланием «к православным людям на прежней земле российской, а также переселившимся в чужие пределы русским переселенцам и изгнанникам»:

«Идите же смело, други, за Веру, Царя и Отечество! И пусть никто не скажет: "Хорошо тебе посылать нас, сидя в православной Сербии, где тебя никто не тронет, а нам-то каково идти на врагов веры почти с голыми руками"».

Святитель вспоминает, каким преследованиям подвергся он за верность русскому Православию: «Други, я оказался за границей не по своей воле, не как беглец: меня схватили почти такие же большевики - вооруженные петлюровцы, усадили в автомобиль и отправили под заряженными винтовками в Австрию»
Обратите внимание, дорогие братья и сёстры, как характеризует петлюровцев, т. е. тех, кто стоял у истоков государственности Украины Блаженнейший митр. Антоний: «почти такие же большевики». Как точно подмечено!

Но вернёмся к тексту: «Вооруженные петлюровцы, усадили в автомобиль и отправили под заряженными винтовками в Австрию, где тогда водворились поляки, и держали меня и еще двух архиереев в плену более полугода, а отпустили из плена только тогда, когда в России окончательно запановали большевики, уже приговорившие меня к смертной казни.

И когда подобная же большевицкая еврейская банда однажды окружила меня в Киеве и потребовала с угрозами, чтобы я снял наказание с одного революционера-попа, то я отказался и сказал: "Можете меня повесить вот на этом дубовом суку, который перед нашими глазами, но я не отступлюсь ни на один шаг с места, на котором стою".

Тогда они отступили, хотя я уже приготовился к смерти. Это было на Пасхальной седмице 1919 года.

Итак, русские люди, я вновь призываю вас на борьбу с врагами Христовыми - большевиками и прочими богоборцами, готов первый умереть в такой борьбе, как умер мужественный генерал Кутепов. Может быть, немного времени осталось до такого события в моей жизни.

Еще древние римляне говорили: "Славно и сладко умереть за Отечество". Если так говорили даже непросвещенные Евангелием язычники, то нам ли не принять к сердцу слов вашего Божественного Учителя: Говорю же вам, друзьям Моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать. Но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну; ей, говорю вам, того бойтесь. Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? И ни одна из них не забыта у Бога. А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак, не бойтесь: вы дороже многих малых птиц (Лк.12:4-7).

Я же, грешный митр. Антоний, если Богу угодно продолжить мою старость, всегда готов быть полезным Святой Православной Церкви, русскому законному Царю и Братству Русской правды.
Митр. Антоний».

Прот. Сергий Кондаков: И здесь хочется спросить отцов-наших собратьев по РПЦЗ, которые отказываются хранить Белую идею, как святую хоругвь нашей Церкви: «Неужели вы не понимаете, что отказываясь от Братства Русской правды, от Белой идеологии, вы тем самым отказываетесь и от всего наследия нашей Русской Зарубежной Церкви?»

Больно, что вместо того, чтобы изучать предание своих святых предшественников, люди, носящие духовный сан, с лёгкостью отказываются от особой миссии Русской Зарубежной Церкви и обрушиваются с гневом на тех, кто хочет хранить Белую идею в жизни своей.

Вспомним свт. Филарета (Вознесенского), великого Первоиерарха РПЦЗ. Он особо ценил и уважал архим. Константина (Зайцева) как выдающегося мыслителя нашей Церкви. Вот его удивительная работа о Белом движении.

«Полвека прошло после мученической кончины адмирала Колчака. Сорок лет тому назад пережили мы похищение сатанистами генерала Кутепова... С первым не было у меня никакой личной связи, хотя именно с ним связан поворот, в нужном направлении, моей жизни.

Когда свершился октябрьский переворот, я мгновенно уехал из Петербурга в Москву и на вопрос близких людей, что я намерен делать, отвечал ссылкой на ответ Сиэйса на вопрос, что он делал в начальный период революции: «Я существовал».

Думалось мне, что надо незаметно переждать какой-то срок.. Тут же я получил предложение ехать к Колчаку, чтобы потрудиться по гражданской части в творимом им деле. И мгновенно снялся. Ехать можно было к нему только через Юг России. Там я, силой вещей, однако, и остался.

С генералом Кутеповым у меня возникла личная связь, но и издалека не мог в моем сознании не запечатлеться образ адмирала Колчака во всей его исключительной привлекательности. Мягкая простота в подтянуто-деловой героичности, - так, кажется, можно определить существо его личности. Некое поэтическое тепло исходило от него даже и в далеком отчуждении, но тут же вырисовывался стальной силуэт боевого вождя, сочетающего ничем невозмутимое личное мужество с, гением пронизанной, властностью.

Нечто совсем иное являл собою генерал Кутепов. И в нем была простота - но она исчерпывала все: невозмутимая обыденная простота! Она покрывала все, она была ответом на все. И в этом своем свойстве Кутепов был в такой же мере неповторим, как в своей изящной изощренности неповторим был Колчак.

Если адмирал Колчак, можно думать, и в самой тесной близости оставался на какой-то недосягаемой высоте, то генерал Кутепов, при всех возможных условиях сплошного подвига своей жизни, оставался неизменно лишь первым среди равных.

Если адмирал Колчак творил личные великие дела, пользуясь, как материалом, всем окружающим, в том составе и потребным для того человеческим персоналом, то генерал Кутепов создавал атмосферу общего дела, совместно с ним творимого, независимого от того, тут ли он персонально находится, или нет.

Он был как бы за спиной каждого, неотменно, в общем деле участвующего, и это сознание не утрачивалось в самые критические моменты, внося бодрость и спокойствие. Его руководство рождало не столько нарочитый подъем духа, сколько внедряло в сознание каждого невозмутимую выдержку в исполнении своего долга. Таков был героизм кутеповский, сообщаемый его соратникам...

И тут же вздымается еще одна фигура, формирующая как бы некий сияющий триумвират, воплощающий все Белое движение в его целом, в его исторической величественности — генерал Корнилов. Высокий патриотический долг суворовской окраски запечатлелся на предельно скромном в своей предельной героичности зачинателе Белого движения, чтобы скобелевской отвагой вскипеть в завершительном всплеске Белого движения Врангелевском, сумевшем самую эвакуацию за пределы России обратить в некое духовное торжество непобедимой ничем верности Исторической России...

Пусть много темного явила действительность Белого движения в своей массовости, весьма разнокачественной: не только патриотический идеализм самоотверженных подростков, окрыливший самое возникновение Белого движения, определял его положительную сущность. Эта сущность жила и цвела во всем его составе от последнего солдата до верховного главнокомандующего, проникая и гражданскую сторону, необходимо сопровождавшую везде Белое движение, как начаток творимого будущего. Чем же может быть вразумительно объяснена несостоятельность Белого движения, в его восстановительной силе?

«Укажите мне силу, которая бы без особенных побуждений, без начальственных распоряжений, без всякого насилия, одним мановением могла двинуть народные массы к самым важным и тяжким подвигам, к неодолимой борьбе со всякой противной силой, к самым великим пожертвованиям, даже до жертвы всем своим состоянием и самой жизнью.

Укажите силу, которая одним словом могла бы вызвать голос народа, во всю мощь его потрясающего грома и несокрушимого действия. У других народов такими силами ныне служат идеи прогресса, цивилизации, свободы... Покажите эти знамена нашему народу, он посмотрит и спросит: есть ли на них знамение креста или другой святыни? Нет? Значит, скажет он, они не христианские.

А вот мы воззовем к народу во имя святой веры и святыни: и тогда нет силы, которая бы одолела наш народ, нет жертвы, которой он не принес бы этим заветным сокровищам и силам своей души и жизни...

Благодарение Богу, что еще горит на Руси этот священный огонь, освещающий душу народа... Как и беречь его надо обществу и правительству, как осторожно обращаться с ним, чтобы не дать ему ложного направления, под видом усиления, или, подбрасывая в душу народа всякий хлам идей и стремлений, не разжечь этого огня до бурного пламени: и тогда его сила из мирной и успокаивающей народ, сделается страшно разрушительной для всего противного вере народной».

Так говорил в одной своей проповеди сто лет тому назад епископ Иоанн Смоленский, настолько уверенный в глубоком проникновении русского народа такой верой, что все усилия общества и правительства насадить что-либо иное воспринимал он не под углом зрения соблазна, а лишь как нечто, способное вызвать стихийный народный бунт против таких общества и правительства!..

Другой русский православный иерарх, Антоний (Храповицкий), четверть века спустя на собственном опыте испытал исчезновение такого народа под воздействием разрушительных сил, о которых говорил епископ Иоанн Смоленский. Русская революция 1905-1906 гг., оформившаяся в 1917 г., это воочию явила. Явила она и нечто другое, что ясно было всякому сознанию типа епископа Иоанна Смоленского: никакие положительные ценности в том хаосе всяких ценностей, каким не могла не стать охваченная революцией Россия, взять верх не могли. Вообще, создать новую Россию в этом хаосе, ни путем сговора, ни путем подавления ее силой, нельзя было. Ее можно было только восстановить, тем остановив ее развал.

Но для этого надо было понимать, что именно, в ее лице уходило из Мiра! Это, однако, даже церковное сознание уже не ощущало! Чтоб в этом убедиться, достаточно вспомнить те первоначальные суждения о взаимоотношениях Церкви (вообще!) и Государства (вообще!), которые имели место на Соборе 1917 года.

Применительно же к Царю, не только мысль об уходе Удерживающего в лице нашего Царя (чем определялся конец Вселенной!) не владела сознанием даже близких к Престолу людей, но и самая помощь Царю, если мыслилась кем конкретно, то только в форме обезпечения отъезда его заграницу!!!

Чтобы понять то, что произошло с Россией, надо увидеть две вещи, которые, несмотря на их очевидность, не только не усвоены сознанием европейско-американским, но остаются чуждыми и русскому сознанию, даже, казалось бы, квалифицированному:

1. Катастрофа постигла Россию не как результат разрушительных явлений, присущих русской действительности и достигших своего предела, обусловливающего крушение всего исторического строя России, а, как раз наоборот, она возникла в условиях безпримерного в истории России успеха во всех областях жизни, кроме одной: духовной.

2. Россия же не имела, как Целое, ничего, способного ее объединить в одно Целое, кроме, именно, духовного начала, ее целостность, в конечном счете, определявшего как промыслительно хранящего весь Мiр Русского Православного Царства.

Белое движение было попыткой русского общества сохранить в революции, их усовершенствовав, разные положительные свойства ее быта - но совершенно вне всякого учета этого промыслительного задания, вложенного Богом в Историческую Россию.

Тем самым все получало утилитарный характер, и это в условиях, когда охранительное начало не могло не пасовать пред лицом мечтательного устремления к лучшему, какое не могло не принимать характера весьма далекого от идеалов Исторической России.

Тем самым, Белое движение естественно и неотменимо оказывалось раздвоенным, сочетая в себе, с одной стороны, живые остатки былого государственного и общественного строя, а с другой, устремленность к радикальной смене всего, чисто революционной и воплощение получавшей в некоем мифическом «Учредительном собрании», которое призвано будет сказать человечеству некое новое слово.

Что это практически означало, если не превращение всего жизнеспособного в плане устройства общественно-государственного в составе Белого движения в исполнительный подсобный аппарат, терпимый лишь в его служилой работе, но имеющий самоупраздниться пред лицом тех фантазм, которыми насыщено было сознание «передового» общества, не приемлющего коммунистического террора?

Тем самым Белое движение становилось чем? Доживанием остатков старого режима, как в буквальном смысле сохранения жизни этими остатками, так и в переносном - готовности жертвовать жизнью идеалистически за такое будущее, которое тут же обращалось во внутреннее соперничество отдельных элементов этого будущего, безконечно и безнадежно далеких от того, чем жила Историческая Россия.

Не предрешало ли это победу того элемента, предельно крайнего, который уже «палку взял»? Не определяло ли все это то, на первый взгляд парадоксальное, утверждение, которое, однако, остается неопровержимым, поскольку и сейчас остается в силе вопрос о русском будущем, а именно: безценным достижением Белого движения, единственным, но потому долженствующим быть особенно ценимым, является массовая эмиграция способного к борьбе русского народа, позволившая возникнуть на заграничной почве, на которой господствовала гражданская свобода, некой Зарубежной России, способной продолжать борьбу с воцарившейся на Русской почве сатанократией.

В сущности, объективная значимость Русской эмиграции может быть исчерпывающе определена, как продолжение Белого дела, не в смысле, конечно, преемственности всецелой его всяческой сущности, а в смысле свободного раскрытия промыслительных путей Русского будущего и самоотверженного служения делу их осуществления.

Как далеко ни продвинулось овладение мiром апостасией, антихрист еще не пришел - значит, на весу еще жизнь мiра! Пусть судьба мiра решается внутренней Россией.

Процессы там идут, - отчасти и во вне получающие некоторое отображение, - спасительные.

Но в какой еще мгле духовной протекают они!.. Этим нам указуется поле деятельности, промыслительно именно нам предназначенное: идеологическое просвещение!

Стена, отделяющая эмиграцию от России имеет щели, и никто не знает, как и что проникает во внутрь. Но надо, чтобы было на виду то, что раскрывает Правду, адекватную действительности апостасийной. И кто нарочито к этому призван, если не все то же Белое движение, соответственно созревшее в своем свободном развитии?
Помоги Бог!» («Православная Русь», Джорданвилль. 1970. № 4. С. 1-3)

Прот. Сергий Кондаков: Итак, мы видим, что Белое движение всегда присутствовало в жизни Русской Зарубежной Церкви. Какие замечательные слова! Но, как будто некоторые клирики нашей Церкви не просто их не знают, но и знать не хотят, обвиняя в грехе против самой Церкви тех, кто не намерен ради земного благополучия вычёркивать из памяти святое Предание нашей Церкви.

Но, слава Богу, и в наше время есть иерархи, пастыри, боголюбивые мiряне, которые не желают предавать Белое дело.

Наш замечательный современник архиерей Русской Зарубежной Церкви еп. Дионисий так говорит о Белой борьбе наших архипастырей и пастырей: «Не вина, а беда этих иерархов и священников, что их попытка переломить ход гражданской войны, не удалась. Многие из них за свою пастырскую деятельность в Белом движении заплатили кровью, иные оказались в изгнании или ушли в катакомбы и там продолжили борьбу с «красным драконом».

Патриархийная пропаганда неоднократно высказывала обвинение Зарубежной Церкви: «занимались политикой, а потом сбежали за границу, бросив паству». Это слова не «нейтралов» и «непротивленцев», а тех, кто сознательно сделал свой выбор в сторону советской власти и пошёл служить ей».

Прот. Сергий Кондаков: Очевидно, можно сказать, что священнослужители, принадлежащие к нашей Церкви, которые в угоду украинской националистической идеологии или какой-либо иной отказываются от Белой идеи, превращаются в обыкновенных неосергиан нашего времени.

Иер. Александр Малых: Подобные цитаты можно было бы умножать и умножать. Но, думаю, сказанного достаточно, чтобы показать, что РПЗЦ одной из главных задач своего бытия считала восстановление православной России как страны, под главою Помазанника Господня служащей Богу. Об этом молились её первоиерархи, священнослужители и рядовые члены. Эта задача не заменяет стремления спасать души людей в Царство Небесное, но без неё Русская Зарубежная Церковь перестаёт быть Русской Зарубежной Церковью.

Прот. Сергий Кондаков: Это её особое служение.

Иер. Александр Малых: Да. И эту миссию сейчас весьма опасно выполнять в современной Украине. Поэтому можно было бы понять, если бы священнослужители РПЦЗ на Украине умалчивали о подвиге русскости своей Церкви. Но пренебрежительное, глумливое отношение некоторых из них к этому служению наводит на мысль о сергианстве в украинских условиях, и тогда возникает вопрос, заданный отцом Германом Ивановым-Тринадцатым: «А зачем такие люди пришли в Зарубежную Церковь?»