Блог о.Сергия Кондакова

Галина Григорьевна с мамой Любовью Захаровной.

Исповедница

Что помогло Любовь Захаровне пережить эти страшные годы? Конечно, живая православная вера, крепкое упование на помощь Господа и Его святых.

Протоиерей Сергий Кондаков: «В 20-30-е годы минувшего столетия, когда красное колесо перемалывало Россию, когда воздух великого страха парализовал совесть десятков миллионов, постепенно превращая их в советских людей, были и другие герои духа – святые новомученики и исповедники Российские.

Одна из этих праведников – боголюбивая ижевчанка, мать семерых детей, Любовь Захаровна Русанова (1907-1994), жившая по адресу: ул. Добролюбова, 26. Ее дом стал оазисом свободной Православной Церкви.

Несмотря на смертельную опасность и тотальные кровавые гонения, катакомбные православные христиане тайно собирались на богослужения. Если катакомбников обнаруживали, их подвергали жестоким гонениям еще в 80-х годах ХХ столетия. Но самые свирепые репрессии приходились на 30-е и 40-е годы». (2).

Удивительно, как простая деревенская женщина с четырьмя классами образования (Люба была первой девочкой в семье и на её плечи легла помощь по хозяйству и уходу за многочисленными братьями и сёстрами) сумела сохранить Православную веру вопреки тотальной атмосфере безбожия и жестоких гонений на верующих!

Вспоминает Галина Григорьевна.

«Мама была очень набожной, у нас в доме было много икон, утром и вечером мама молилась и нас, детей, учила. «Отче наш» и «Богородице» я знала уже в садиковом возрасте. И «Верую»… Мы поневоле пропитывались верой, хотя школа в то время воспитывала атеистов. Поэтому я немного стеснялась, что у нас столько икон, а у школьных подружек нет. Крестик по настоянию мамы я всегда носила. А когда пошла в первый класс, учительница (похоже, верующая) посоветовала, чтобы я спрятала крестик, прицепила его к маечке с изнанки.

Помню двух священников, одного Семёном звали, из Глазова. Он окормлял общины в Якшур-Бодье, в деревне Селычка, в посёлке Чур и других местах. Когда отец Семён был в Ижевске, то обязательно посещал наш дом и всегда у нас службы проводил. Верующих набиралось до 20 человек! Было тесно, совсем не повернуться. Окна плотно занавешивали, чтобы не проникал свет наружу. Для конспирации накрывали стол с чаем и скромным угощением.

Катакомбный священник совершает богослужение в доме Русановых.

Вид на престол подземного храма ИПЦ (1950 г., г. Чугуев Харьковской обл., оперативная съемка карательных органов).

Иконы, изъятые в подземном храме ИПЦ (1950 г., г. Чугуев Харьковской обл., оперативная съемка карательных органов).

У меня был страх, так как всё делалось тайно, приходилось скрываться. Отдыхали внизу на первом этаже, потом на исповедь, на Причастие поднимались. Всё это происходило по ночам, люди шли по двое, не грудно, по определённому стуку в окно запускали.

Как-то раз очередной заходящий сказал, что кто-то напротив дома стоит, следит. А там дрова, поленница. Брат услышал такое – «А пошли, – говорит, – прогоним их!» И мы давай в прятки играть! Шумим, кричим. И брат побежал за эту дровню и мужика спугнул. То есть за домом следили, знали, что праздник.

Летом службы проводились за городом, по Бодьинскому тракту в доме лесничего на 14 км. Живописное было место! Пасека, небольшой прудик с рыбками, лошадь, корова. На угощенье всегда была уха. Спустя много лет мы с мужем ездили за грибами и нашли этот дом, уже заколоченный, заброшенная конюшня, остатки пруда, старые ульи…

Мама на службы за городом именно меня с собой брала. Шли пешком лесной тропой, чтобы не привлекать внимание на шоссе. Однажды даже заблудились. Нас было несколько человек. Пришлось ночевать в стогу сена. Наверное, на Троицу это было. Но мама никогда не унывала, уповала на помощь Божию.

И вот так отец Семён служил примерно до 1952 года. Потом его арестовали. В газете появилась статья об отречении отца Семёна от Бога, но он никого не выдал, никто у нас не пострадал после его ареста. Тем не менее верующие после этой статьи его не приняли.

Тогда появился отец Фёдор, но он вообще был из Тюмени, куда его, видимо, выслали. В Ижевск редко выбирался, наши прихожане чаще к нему ездили».

«И вот, в это тяжелое время Господь утешил вдову чудесным явлением и помощью свт. Николая Чудотворца. Галина Григорьевна вспоминает:

«Расскажу случай, который произошел примерно в 1944-1945 году. Я еще в школу не ходила, а надо было на зиму дрова заготавливать. И вот мама с молитвой к Николаю Чудотворцу пошла к складу дров, молясь о том, чтобы какой-нибудь транспорт найти, и увидела впереди повозку, а на ней старичок сидит. Она спросила, не подвезет ли он дрова от склада до дома. Он говорит: «Садись». Она села и стала разговаривать со старичком и спрашивает его: 
– Ты в Бога веруешь?
– Верую
– С крестом ходишь?
– С крестом
– А как тебя зовут?
– Николай
– Я буду за тебя молиться.
И поехали они к этому складу. По пути она спрашивает: 
– Сколько ты возьмешь денег?
– Да много не возьму, что с тебя, вдовы, возьмешь!
А мама думает: мы с ним не знакомы, откуда он знает, что я вдова?
Доехали, погрузились, едут обратно, доехали до дома. Она опять спросила, как расплачиваться. А он ей говорит: «Принеси мне ведро картошки». Она обрадовалась, т. к. картошка у нас всегда была, взяла большое ведро набрать, выходит с ним за ворота, а за воротами ни повозки, ни старичка, а дрова аккуратно сложены. Она в изумлении пошла спрашивать соседей, побежала по улице, спрашивая у прохожих, не видели ли они старичка с повозкой. Никто не видел. Она рассказала верующим об этом чуде и все решили, что это Николай Чудотворец помог нам» (3).

Свт. Николай Чудотворец.

Дом исповедницы был гостеприимно открыт. Для родных, и близких, многих из которых она вынянчила и воспитала. Для священников и единоверцев, преследуемых «народной» властью и советской «церковной» организацией. И несмотря на собственную нужду, Любовь Захаровна посильно помогала тем, у кого положение было ещё плачевнее.

По улице, на которой жили Русановы, не было дома, который бы обошла смерть близких и жизнь впроголодь. Соседка с тремя детьми сожгла для отопления не только забор, но и крыльцо с сенями, один сруб остался. И она приходила ко вдове за картофельными очистками. Голодный голодного всегда поймёт.

Привечала милосердная христианка и Татьяну-нищенку, которая, Бог весть чем движимая, ходила по дорогам лихолетья. Сёстры Любовь Захаровны были против: «Вшивая, больная, а у тебя дети маленькие!» Но неизменно находила юродивая место на печи. Печь маленькая, полтора на полтора, а ей как раз! И голодной никогда не оставалась, хозяйка делилась с дорогой гостьей всем, что было в доме съестного.

«Старший брат шофёром работал после армии, часто ездил до Глазова. И был заболоченный отрезок пути около посёлка Факел (я это запомнила, потому что у меня туберкулёз начинался, а там санаторий был, целый год лечилась), в дождливую погоду машины застревали. И вот один раз брат подъехал к этому месту уже вечером, все машины стояли, растаскивали их трактором. Он увидел Таню-нищенку и пригласил её в машину и машина пошла как танк! Пошла по этому заболоченному месту! Вот такая сила в ней была! Она только и знала, что молилась! И брат всегда искал, где бы её подобрать к себе в машину. Потом она потерялась. А когда я уже в институте училась, тетя в больнице работала и она попала туда слепая, трахомная. Подлечили её, потом забрали в какой-то приют». Неисповедимы пути Господни!

А жизнь катакомбников продолжалась. Дом на улице Добролюбова оставался центром, где собирались верующие. «Я училась в институте с 1956 по 1961 год и органы госбезопастности пытались организовать слежку за мной. Хотя я не говорила о Боге ни с кем из своих одногруппников, моих близких подруг и друзей приглашали для разговора в деканат и предлагали рассказывать о моих настроениях и о том, что происходит в нашем доме. Одна из них была очень настойчива и часто просилась ко мне в гости в дни православных праздников. Потом на встрече выпускников подруга призналась, что ей приходилось выполнять «деликатное» поручение деканата.

Пока мама была жива, я, конечно, участвовала во всех богослужениях, и каждое воскресенье (мама уже плохо видела) она заставляла меня читать все службы. Все службы у неё были записаны от руки. Ещё когда я была школьницей, она просила меня переписывать. Я, конечно, мало понимала и вникала, но переписывала и читала маме. Акафисты, каноны переписаны были.

Из нас четверых детей верующей только я была. Когда мама умирала, сказала: „Галя, ты будешь в Храм ходить“». (Из воспоминаний Галины Григорьевны).

Действительно, неисповедимы пути Господни и мамино предвидение исполнилось благодаря супругу Борису Петровичу, хотя он отошёл в мiр иной раньше своей искренне любимой тёщи.